Жемчужина Санкт-Петербурга. Кейт Фeрнивалл

сладости и мыло и жала руку. Рядом с ней стояла мать. Она была в теплых перчатках и с приклеенной улыбкой выдавала каждой женщине по отрезу хорошей шерстяной ткани, а каждому мужчине – новую бритву и кисет с табаком. Елизавета Иванова настаивала, чтобы все ее слуги были чисто выбриты. Даже садовники. Отец, широко расставив ноги, стоял спиной к костру и, поднимая чарку за чаркой во здравие своих влиятельных знакомых, одаривал каждого из слуг маленьким бархатным мешочком с монетами. Валентина слышала, как они позвякивали, когда опускались в протянутые ладони, и ей стало интересно, сколько же денег было в каждом таком мешочке.

      – Счастливого Рождества, Валентина Николаевна.

      – И вам счастливого Рождества, Аркин.

      Перед ней стоял водитель. Впервые она увидела его не в форме. На нем был добротный пиджак, белая рубашка, и выглядел он подтянуто и даже элегантно. Решительное лицо. Уверенность, с которой он встретил ее взгляд, заставила Валентину подумать о том, что кроется за этими холодными серыми глазами. Она положила конфеты и мыло на его чистую, без единого грязного пятнышка ладонь.

      – Спасибо, – сказал он, но улыбнулся совсем не так, как улыбались остальные слуги.

      – Аркин, вы прекрасно справились, когда на днях мы с вами застряли на дороге на Морской улице. Спасибо вам.

      Он как будто что-то хотел сказать, но передумал и лишь вежливо кивнул.

      – А где Лев Попков? – спросила она. – Что-то я его не вижу.

      Улыбка водителя потускнела.

      – Чем-то своим занимается. Кажется, он в конюшне.

      Она нахмурилась.

      – Заболела лошадь?

      – Об этом лучше спросите у него, Валентина Николаевна.

      – Но сейчас я спрашиваю вас.

      Взгляд его задержался на ней дольше, чем того требовали правила вежливости.

      – Я думаю, дело не в лошади.

      – Он нездоров?

      – Валентина, душенька, ты задерживаешь очередь, – раздался твердый голос матери. – Подходите, Аркин.

      Он тут же прошел дальше, за следующим подарком. Было в этом водителе что-то такое – что-то надежно спрятанное за показной вежливостью, – отчего по спине Валентины прошел неприятный холодок.

      – Лев! Лев!

      Куда он запропастился?

      – Попков! – снова крикнула Валентина и двинулась вдоль стойл.

      Наконец она отыскала его. В одной из свободных загородок он лежал на копне сена. Глаза закрыты, тяжелые руки недвижимы. Сердце ее остановилось. Нет! Неужели снова? Сначала его отец, Семен, а теперь и Лев. Запах крови опять ударил ей в ноздри, и она закричала.

      – Какого черта?! Прекратите визжать, вы лошадей пугаете.

      Валентина замолчала. Переведя дух, она гневно уставилась на конюха. Тот, недовольно глядя на нее приоткрытым глазом, почесал подмышку.

      – Дурак! Глупый казак! – набросилась на него девушка. – Ты меня до смерти напугал. Я подумала, ты умер!

      Недовольство исчезло из его взгляда, он пробурчал что-то невразумительное, поднес ко рту бутылку водки и отпил. Чистые