Жемчужина Санкт-Петербурга. Кейт Фeрнивалл

и ее шаги затихли, девушка выждала еще несколько минут и выскользнула в коридор. Босые ноги ступали почти бесшумно, и ручка на двери в комнату больной повернулась, издав лишь легкий щелчок. За каминной решеткой потрескивал огонь, а толстое одеяло на кровати было скомкано и откинуто в угол, где возвышалось, точно цепь скал. Худое тело сестры неподвижно лежало под тонким покрывалом, хотя голова ее беспокойно металась из стороны в сторону по подушке, как будто жила отдельной от тела жизнью.

      – Катя, – шепотом позвала Валентина.

      В ту же секунду светловолосая голова приподнялась.

      – Валя?

      – Как ты?

      – Мне скучно.

      Валентина присела на колени рядом с кроватью.

      – Ты же догадываешься, отчего у тебя жар.

      – Отчего?

      – Оттого что ты поцеловала того грязного ребенка.

      – Оно стоило того, – улыбнулась Катя.

      – Ты ведь не рассказала маме или Соне об этом?

      – Конечно нет. Что я, глупая, что ли?

      – Давай будем считать все это приключением, только таким, которое мы не будем повторять. Это я виновата, что так произошло. Я слишком испугалась, прости меня.

      – Не говори так. Не говори, что больше не будешь меня брать с собой в новые приключения.

      – Если ты и вправду хочешь побывать в новых приключениях, Катя, ты должна выздороветь. И тогда я буду брать тебя с собой, – пообещала Валентина. – Только те приключения, конечно, будут не такими опасными.

      – Если приключение не опасное, это никакое не приключение. Я ни капельки не жалею, что мы с тобой попали в него. – Катя убрала с глаз влажную от пота прядь волос. – Скажи, а какой на ощупь был шрам у той женщины, когда ты потрогала его?

      – Как теплое стекло. Твердый и скользкий.

      – Мне тогда стало так жалко ее.

      – А мне нет.

      – Я не верю.

      – Это правда, Катя. Я ненавижу их. Мне все равно, как они себя называют – меньшевики, большевики или социалисты-революционеры, – для меня они все на одно лицо. Я ненавижу их за то, что они сделали с тобой. – Она наклонилась к сестре и поцеловала ее в горячую щеку.

      Катя подняла руку и нежно погладила темные волосы Валентины.

      – Это пройдет. В конце концов ты перестанешь ненавидеть.

      – А ты перестала?

      – Да.

      Валентина не сказала Кате, что уже слишком поздно. Что ненависть уже просочилась ей под кожу и впиталась в кости.

      Она постучала в дверь отцовского кабинета. Сегодня настало время сообщить ему о своем решении.

      – Входите.

      Валентина открыла дверь. Отец сидел за широким, обитым кожей письменным столом. Оторвав взгляд от бумаг, он поднял глаза.

      – Ты хотела меня видеть? – спросил он.

      Похоже, отец был недоволен тем, что его отрывают от работы.

      – Да.

      Мужчина сложил руки. Незажженная сигара нетерпеливо закачалась в пальцах. Он все еще хорошо выглядел, хоть и отяжелел немного от слишком частых пиров в Зимнем