Сказания о недосказанном. Том III. Николай Иванович Голобоков

ето, всё, как положено.

      – Закололи.

      – Сделали.

      – Ето, чтоб продать мясо, пятница. Базар.

      – Ага, завтра базар.

      – Говорил не наливай, интеллигент хренов…не наливай. Усё. Хватить. Не послушал…

      – Дык, ето. Закололи. Разделали, печёнку, ну всё как надо, ну, по грамулечке, ну, по чуточке, не так, что бы етоо. Усё уложили, чтоб застыло к утру.

      – Баба, ух стерва.

      – Вреднюшшаяаа.

      – Мужука, угробила.

      Он встал, постучал себя кулаком в грудь…

      – Не могу, аж тут пячёть, душа горить.

      – Жалко.

      – Утром встали. Погрузили мясо и повезли на тачке, базаар.

      – Ты знаешь, мы на Комсомольской улице жили.

      – Ды, ето. Чижало.

      – Утром…

      – Тянить, а душа похмелки просить. Хрен два. Дура, баба дуурааа. Бог сделал её и заплакал – какую я херню сгородил.

      – Это, про бабу…

      – Даа…

      – Ну, и вязеть он, этого кабана. Ага, вязёть, вязёть…

      – А сам издыхаить.

      – Жена, я тебя, суку люблю, дай на похмелку. Возьми хоть чакушечку. -Умираю…

      – Хер табе, не возьмёть!

      – Какая змеюка.

      – Прошипела стоголовая.

      – Ташшы, гад. Пережрал вчарась.

      – Ну и ничаво. Черти тебя не возьмуть такого.

      – Поныл мужик.

      – Да какой?!

      – Усё у доми делал.

      – Даже гладил её с получки, ну и в аванс, само собой.

      – По голове. Ладошкой…

      – Ты, моя жана, на, падла, усё принёс. Даже премиальные – спрятать подале.

      – А она растопырится и так ласково – ды положи туды, в загнетку. Его зарплата и щас ляжить. Во, какой мушшына был. Настояшшый. Мушшына. Коля Басов его зовуть. Не, звали, Коля Басов.

      Вытер дед кулаком почти сухие глаза.

      Ну, ето, пришли они на рынок, он, ето, ну, ето, разложил кабана, и говорить.

      – Ну, ето Марфа, а может и не Марфа. Дай хоть на сто грамм.

      – Хер табе, а не сто грамм. Бяри тачку и домой. А то коты да кошки расташшуть потроха…

      – Ды, потом, свои потроха чуть не потеряла.

      – Приходить домой, а ей говорять.

      – Бабы, говорять.

      – Мужик твой у морги…

      – Я яму, бля, дам у морги, иш куды пристроилси.

      – Там, мужуки говорять, вчарась один ожил, пульса даже не было никакого пульса, ну ето, серце стукаить. Не тарабанить. Отстукало. А там других принесли они ещё дышали, перегаром, он и ожил, да, другой…

      – А тее, загнулись. Усе… Триндык, усее.

      – Похмеляицца и там. Нашёл. Иш тыы…

      – Ой, бабы, ды и правда, жалился, сердцу хярово, ой, ооой. Бааабыыы. Околел. Правда ваша, околел. Ттвою мать, надо – надо, надооо было … опохмелиться. Ой, дуррааа. Десятку, десятку пожалела. Помёр. Точно помёр. Ттвою мать…

      – Ну и чаво. Похоронили. Закопали. А ты говоришь Япония. Япония. А я тебе скажу, не Япония, япона мать её.

      – Ды неет,

      – Бабу ету.

      – Жлоб.

      – Воо…

      Фальшивый евнух

      Южные края. Райская жизнь. Светит солнышко на небе ясное. Цветут