Долгая дорога в дюнах. Олег Руднев

с ложкой у рта, испуганно обмерла и Эрна. А Озолс продолжал:

      – А я имею. Опять суп недосоленный.

      Эрна облегченно вздохнула, подала солонку:

      – На всех не угодишь, хозяин.

      Озолс высыпал в тарелку щепоть соли. Марта заметила:

      – Я читала, папа, что в твоем возрасте солью злоупотреблять не надо.

      Озолс набычился:

      – В моем возрасте… Дай бог всем быть такими в моем возрасте.

      Снова наступила пауза, которую теперь уже нарушил Петерис:

      – А твой парень-то – хват, – обратился он к Марте. – В поселке только и разговоров про него.

      Девушка невольно улыбнулась, а Петерис продолжал:

      – Гляди, еще медаль получит.

      Озолс окинул толстяка ненавидящим взглядом, бросил Эрне:

      – Мясо давай! Заснула, что ли?

      Кухарка бросилась к плите, подала блюдо с жарким. Она делала мужу какие-то предостерегающие знаки, но тот, словно ничего не замечая, продолжал:

      – Говорят, молодой Лосберг хочет в газете напечатать про твоего Артура.

      Хозяин с грохотом отшвырнул тарелку:

      – Что ты заладил как попугай – твой Артур, твой Артур! В сваты, что ли, нанялся?

      Петерис пожал плечами:

      – Да я что? Люди говорят.

      – Люди, – зло передразнил Озолс. – Поменьше сплетен таскай.

      – Кто, я?

      – Ты, именно ты. Дурак!

      Петерис изменился в лице, отодвинул тарелку, медленно поднялся:

      – Ну, спасибо, хозяин, накормил.

      – Дурак и есть дурак, – уже не владея собой, повторил Озолс.

      Петерис хотел что-то ответить, открыл было рот, но решительно вмешалась Эрна: подошла к мужу вплотную, едва слышно проговорила:

      – Убирайся!

      Тот побагровел, посмотрел на жену налитыми кровью глазами, грубо оттолкнул в сторону.

      Муж уже давно был за порогом, а Эрна все стояла, охваченная предчувствием беды – гнетущая тишина воцарилась в комнате. Наконец, ни на кого не глядя, глухо проговорила:

      – Ладно, мне коровник чистить.

      – Иди, – так же глухо согласился Озолс. Он подождал, пока захлопнется дверь, раздраженно повернулся к дочери: – Ну вот что, дочь… мне все это надоело!

      – Что именно, отец? – Марта побледнела, но говорила спокойно и с достоинством.

      – Пора бы за ум взяться – не девчонка уже. Ладно, детьми бегали…

      – А что изменилось?

      – Соображать надо. Даже глупая птица и та свою пару знает. Не сватается ворон к голубке.

      – Артур не ворон, отец. Он человек, и ты напрасно…

      – Да делай что хочешь! Ты уже взрослая. Только сердце кровью обливается. Думаешь, мне добра жалко? Мне тебя, дурочку, жалко. Да и не простит он тебе ни ума твоего, ни богатства. Сам же первый когда-нибудь и попрекнет.

      – Не меряй всех на свою мерку, отец. – Девушка порывисто поднялась из-за стола и бросилась вон из комнаты. Озолс испуганно крикнул вслед:

      – Марта, вернись!

      Она выбежала на крыльцо и едва не столкнулась с Рихардом.

      – А, спасительница.