Эгоист. Дарья Белова

в его номер. У меня адреналин бушует в крови адской концентрации. Я даже не вполне отвечаю за свои действия. Может, и убить могу. Или разревусь позорно.

      – Тысяча евро, говоришь? – шиплю. На языке чувствую острые осколки.

      – Вообще-то, тысяча сто. Ты про минет забыла. Но про него я не стал упоминать твоему… Парню, да, жемчужинка? Ты и Эдер. Отличная пара выходит.

      Каждое его колкое слово тоньше хлыста по свежей ране. Меня разрывает пополам: удариться в истерику или выцарапать ему его бесстыжие глаза.

      – Подавись, Марино!

      Кидаю скопленные деньги. Они разлетаются, как осенние, сухие листья. И мне ничуть не жаль, пусть и заработала я их честно. Родителям хотела отправить. У них годовщина свадьбы – тридцать лет.

      Майк прикрывает глаза, когда шуршащие банкноты бьют его по лицу.

      Он зол. Скулы заостряются, челюсть выдвигается вперед. И эта самая желанная картинка, которую хотела увидеть за последние дни. А не его вечную самодовольную ухмылку.

      Я Таня Жемчужина, а не одна из его одноразовых подружек.

      – Ты плачешь, – спокойный голос лишь ширма. Майк касается своего подбородка и потирает тот, словно тысяча евро и впрямь оказалась тяжелой битой.

      Мы два оголенных провода. В воздухе пахнет электричеством. Дрожу, и мне безумно хочется, чтобы этот человек банально извинился. За свои слова и наше прошлое.

      Просто сказал: «Извини, я был неправ. Я итальянский придурок, который сожалеет о содеянном».

      Сказка, да?

      – Я не плачу.

      «Черт возьми», – хочется добавить и топнуть ногой.

      Майк касается моих щек большими пальцами и вытирает слезы. И правда, плакала. А от его прикосновений дыхание замирает.

      Смущенно отхожу от Марино. Его аромат вызывает раздражение в моем носу. Может, это причина моих внезапных слез?

      – Что ж, у девчонок я всегда вызывал слезы. Правда, это были слезы счастья и удовольствия. Помнишь, Эльза? – проворачивает слова на языке и упирается прямым взглядом.

      Он пробует шутить в своей манере, но не выходит. Злость не самый лучший друг для легких шуток.

      – Стоп-стоп-стоп, – демонстративно щелкает пальцами.

      Стою, как замороженная. Настоящая Эльза. Только вот слезы – не льдинки. Они настоящие.

      – Никакого счастья. Когда тебе что-то противно, нельзя испытывать счастье, я прав, Жемчужина?

      Молчу.

      И слезы катятся водопадом. Не думала никогда, что можно так бесшумно плакать. Весь запал так и остался жариться за ребрами. Меня мутит от этих чувств, но взгляд и действия Майка не дают выплюнуть этот жар изнутри.

      Та девица выходит из душа. На ней черное полотенце, которое так любит Майк. Он итальянский брезгун, который почему-то делится такой вещью с малознакомой знойной красоткой.

      Я смотрю на ее голые ноги, на упругие полушария, которые выпрыгивают из-под туго затянутого под мышками полотенца. Она улыбается, а я слезами эту комнату готова затопить.

      «Мне кажется, я в тебя втрескался, жемчужинка».

      «Тебя