Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2. Григорий Кружков

ненадежному предам

      Воспоминанье, сердцу дорогое.

      Ужель я грезил? или наяву

      Узнал я взор Психеи пробужденной?

      Без цели я бродил в глуши зеленой,

      Как вдруг, застыв, увидел сквозь листву

      Два существа прекрасных. За сплетенной

      Завесой стеблей, трав и лепестков

      Они лежали вместе, и студеный

      Родник на сто ладов

      Баюкал их певучими струями…

      Душистыми, притихшими глазами

      Цветы глядели, нежно их обняв;

      Они покоились в объятьях трав,

      Переплетясь руками и крылами.

      Дыханья их живая теплота

      В одно тепло сливалась, хоть уста

      Рукою мягкой развела дремота, –

      Чтоб снова поцелуями без счета

      Они, с румяным расставаясь снова,

      Готовы были одарять друг друга…

      Крылатый этот мальчик мне знаком;

      Но кто его счастливая подруга?

      В семье бессмертных младшая она,

      Но чудотворней, чем сама Природа,

      Прекраснее, чем Солнце и Луна

      И Веспер, жук лучистый небосвода;

      Прекрасней всех! – хоть храма нет у ней,

      Ни алтаря с цветами,

      Ни гимнов, под навесами ветвей

      Звучащих вечерами;

      Ни флейты, ни кифары, ни дымков

      От смол благоуханных;

      Ни рощи, ни святыни, ни жрецов,

      От заклинаний пьяных…

      О Светлая! Быть может, слишком поздно,

      Бесплодно воскрешать ушедший мир,

      Когда священны были звуки лир,

      Лес полон тайн и небо многозвездно.

      Но и теперь, хоть это все ушло,

      Вдали восторгов, ныне заповедных,

      Я вижу, как меж олимпийцев бледных

      Искрится это легкое крыло.

      Так разреши мне быть твоим жрецом,

      От заклинаний пьяным;

      Кифарой, флейтой, вьющимся дымком –

      Дымком благоуханным;

      Святилищем, и рощей, и певцом,

      И вещим истуканом!

      Да, я пророком сделаюсь твоим –

      И возведу уединенный храм

      В лесу своей души, чтоб мысли-сосны,

      Со сладкой болью прорастая там,

      Тянулись ввысь, густы и мироносны.

      С уступа на уступ, за склоном склон

      Скалистые они покроют гряды,

      И там, под говор птиц, ручьев и пчел

      Уснут в траве пугливые дриады.

      И в этом средоточье, в тишине

      Невиданными, дивными цветами,

      Гирляндами и светлыми звездами –

      Всем, что едва ли виделось во сне

      Фантазии, шальному садоводу, –

      Я храм украшу – и тебе в угоду

      Всех радостей оставлю там ключи,

      Чтоб никогда ты не глядела хмуро,

      И яркий факел, и окно в ночи,

      Раскрытое для мальчика Амура!

      Ода греческой