Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2. Григорий Кружков

не гонись – я знаю мало,

      Но Вечер мне внимает. Тот, кто мыслью

      О праздности терзается, не празден,

      И тот не спит, кто думает, что спит.

      Пастернаковские переводы из Китса (сделанные весной 1938 года) наперечет: «Ода к осени», вступление к «Эндимиону», два сонета. Но оказывается, еще за двадцать пять лет до этого Пастернак выписывал цитаты из Китса и пробовал его на зуб. И напрасно потом Пастернак бранился против романтизма: оказал же ему английский романтик неоценимое благодеяние одним своим «пассивным существованием», заочным разговором о непонятности поэзии. Далеко раскатилось эхо и от китсовского дрозда – может быть, вплоть до самого: «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну…».

Римские лестницы. Вместо эпилога

      Рим – город холмов и, следовательно, лестниц. Лестница – символ преодоления, фонтан – легкости и неистощимости жизни.

      О римских фонтанах я впервые услышал от Аркадия Штейн-берга. Он сказал: «Всякий, кто хочет научиться переводить сонеты, должен знать наизусть «Римские сонеты» Вячеслава Иванова». И прочел:

      Через плечо слагая черепах,

      Горбатых пленниц, на мель плоской вазы,

      Где брызжутся на воле водолазы,

      Забыв, неповоротливые, страх, –

      Танцуют отроки на головах

      Курносых чудищ. Дивны их проказы:

      Под их пятой уроды пучеглазы

      Из круглой пасти прышут водный прах.

      Фонтан «Черепаха» я отыскал на маленькой затрапезной площади, в стороне от обычных туристских троп. Я тщательно проверил Иванова, сравнил, так сказать, с оригиналом: в сонете все оказалось верно, только много лучше:

      Их четверо резвятся на дельфинах.

      На бронзовых то голенях, то спинах

      Лоснится дня зелено-зыбкий смех.

      И в этой неге лени и приволий

      Твоих ловлю я праздничных утех,

      Твоих, Лоренцо, эхо меланхолий.

      Вот я и увидел римские фонтаны – почти через тридцать лет. Длинная жизнь. Помнится, в том году, когда я познакомился с А. Штейнбергом, Худлит заказал мне переводить «Падение Гипериона» Китса. Главное в этой поэме – лестница. Поэт во сне оказывается в каком-то колоссальном храме, видит впереди возвышение, на котором мерцает алтарное пламя, – и вдруг поражен голосом, грозящим ему немедленной гибелью, если он не сумеет взойти на священную высоту:

      Во всей Вселенной нет руки, могущей

      Перевернуть песочные часы

      Твоей погибшей жизни, если эта

      Смолистая кора на алтаре

      Дотлеет прежде, чем сумеешь ты

      Подняться на бессмертные ступени.

      Поэт ошеломлен величием храма, высота кажется недостижимой… Уже угасает жертвенное пламя, когда последним усилием он преодолевает страх и неминуемую гибель. Кажется, сама судорога преодоления окаменела в этих строках:

      еще