Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2. Григорий Кружков

О. Чухонцева)

      В сонете «Чему смеялся я сейчас во сне?..» связь сна и смерти еще теснее, еще прямей.

      Чему смеялся я сейчас во сне?

      Ни знаменьем небес, ни адской речью

      Никто в тиши не отозвался мне…

      Тогда спросил я сердце человечье:

      Ты, бьющееся, мой вопрос услышь, –

      Чему смеялся я? В ответ – ни звука.

      Тьма, тьма кругом. И бесконечна мука.

      Молчат и бог и ад. И ты молчишь.

      Чему смеялся я? Познал ли ночью

      Своей короткой жизни благодать?

      Но я давно готов ее отдать.

      Пусть яркий флаг изорван будет в клочья.

      Сильны любовь и слава смертных дней,

      И красота сильна. Но смерть сильней.

(Перевод С. Маршака)

      Уильям Йейтс объясняет мечтательность Китса его социальным происхождением: «Сын конюха, с рожденья обделенный / Богатством, он роскошествовал в грезах / И расточал слова…». Как известно, профессия, которой в молодости обучался Ките, была сугубо материальная – хирург. Но, слушая лекции на лондонских медицинских курсах, студент-медик следил за проникшим в аудиторию солнечным лучом, пляшущими в нем пылинками и видел романтические картины – рыцарей, прекрасных дам, поединки и сражения (он тогда увлекался Чосером).

      Ките не изменил себе до конца. Напечатав фрагмент «Гипериона», который был достаточно высоко оценен критиками (Байрон сказал, что он «словно внушен титанами»), поэт немедленно разочаровался в нем и стал переделывать поэму («Падение Гипериона. Видение», 1820). Теперь рассказ обрамлен в форму сна. Поэт попадает в огромный храм, приближается к загадочному алтарю и видит прислуживающую возле огня жрицу, закутанную в покрывало. Это – богиня памяти Монета (Мнемозина), которая погружает его в транс (сон во сне) и дает ему увидеть величественные картины борьбы богов и титанов. Монета и корит, и жалеет поэта – несчастного мечтателя, сновидца (a dreaming thing), но считает, что он должен быть вознагражден за свои муки и героические усилия взойти на алтарь славы.

      Примечательно, что любовь в поэзии Китса также связана со сном. Вообще тот момент или ситуация, в котором возлюбленная чаще всего является в лирике поэта, есть сугубо индивидуальная и характерная парадигма данного поэта. Например, у Джона Донна – это расставание, у Эдгара По – смерть, у Йейтса, пожалуй, танец. Нет сомнения, что у Китса такой парадигмой является сон. Вспомним волшебный сон Маделины в «Кануне Святой Агнессы», в который неожиданно «входит» Порфиро, и лишь таким образом влюбленные достигают счастья. Или один из лучших сонетов Китса «Яркая звезда», в котором поэт жаждет навек забыться и заснуть на груди у спящей любимой:

      О, быть и мне бы, яркая звезда,

      Таким же неизменным и счастливым,

      Но не аскетом в подвиге труда,

      Следящим за приливом и отливом

      В обряде омовения Земли

      Или смотрящим на седые складки

      Помолодевших гор в канун зимы

      И на снега в просторном