Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей. Александр Степанов

я с недоумением наблюдал за близняшками. Сестру Сашки я мысленно называл не по фамилии, как других девчонок, а по имени.

      Женька цеплялась к Сашке:

      – Галстук поправь!

      Сашка поправил галстук.

      – Локти со стола убери!

      Сашка убрал локти.

      – Не сестра, а жандарм Аракчеев при императоре Николае первом! ― улыбнулся я.

      – Надоела своими замечаниями, ― покосившись на Женьку, пожаловался Сашка.

      – А ты не вмешивайся, ― недовольно глянула на меня Женька.

      – Девчонка, бантики поправь! ― сказал я презрительно.

      Прикол был в том, что она бантики не носит, у неё причёска каре. Ловко я её поддел, похвалил я себя.

      – Перестаньте, ― сказала Пирогова и сухо обратилась ко мне: ― Печенин, ты не поможешь Ждановой стенгазету сделать? Заметки мы к вечеру соберём. Это она просила с тобой поговорить.

      Если бы Пирогова обратилась ко мне по-человечески, а не так официально, с каменным выражением лица, я бы согласился, а так, увольте…

      – Не помогу. Времени нет.

      – Нет, ― не успокоилась Женька, ― обиделась, что я её девчонкой назвал, или бантики? ― Если бы у меня брат такой был, как ты, я бы лучше умерла!

      – Я тоже, ― отмахнулся я.

      – Вот и хорошо, что предупредил, тогда я не хочу! ― сказала Женька, скривила рожу и показала мне язык.

      – Хватит уже, ― упрекнула нас Пирогова.

      Когда заканчивали обедать Сашка сказал:

      – Гляньте на того пацана за тем столиком, ― он кивнул на стол, стоявший напротив недалеко от нас. За ним сидели ребята из нашего отряда: вежливый до тошноты Куликов, толстозадый Митька и Гоблин. ― Он за добавкой первого бегал, а сейчас добавку второго несёт. Куда только в него влезет? ― задал риторический вопрос Сашка.

      К столику, указанному Сашкой с наполненной тарелкой подошёл худощавый, как из блокадного Ленинграда, лопоухий пацан невысокого роста.

      – Богатырский аппетит! К концу смены растолстеет как Митин, ― сделал я заключение и встал из-за стола.

      – А как его звать? ― спросил я Сашку.

      – Асеев Колька, а кликают «Аськой», ― объяснил он.

      Понятно теперь, с кем мне завтра дежурить выпало, подумал я. Кормили в нашем пионерлагере как на убой, в добавках не отказывали и хлеб без ограничений. Часть хлеба, который не смогли съесть, сушили. На выходе из столовой вечерами на столике стоял противень с сухарями. Но заносить их в палату запрещалось: лопай на улице, если голодный.

      Было бы неплохо выполнить одну задумку, подумал я. Славы я не хотел, но, может быть, кое-кто, я мельком взглянул на Верку, обратит на меня внимание. Просто мне нужен помощник, и у меня получится!

      На крыльце столовой Осипова тронула меня за рукав и напомнила просьбу поговорить с Куликовым. Пирогова, проходя мимо меня и Светки, сощурила глаза и демонстративно отвернулась.

      ***

      Просьбу Осиповой я не забыл, могла бы и не напоминать. После обеда я хлопнул по плечу Куликову, указал на скамейку на спортивной площадке и предложил: «Пойдём поговорим». Куликов растерянно оглянулся вокруг. Пришлось успокоить: «Не