Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей. Александр Степанов

и полотенцами ― успели уже умыться. Зарядка началась с задержкой.

      Наш рейд в палату к девчонкам не считался серьёзным проступком, так как такие набеги друг к другу между мальчишками и девчонками регулярно повторялось накануне «Дня открытия смены». Кто-то из девчонок под их одобрительный смех пообещал: «Ну всё, мальчишки, мы вас не так ещё разрисуем!», а Соколова Танька продекламировала: «Сегодня воскресенье, девочкам печенье, а мальчишкам, дуракам, толстой палкой по бокам!»

      ***

      За завтраком Женька Панус спросила:

      – Печенин, скажи хоть ты, кто это к нам в палату приходил, что за мальчишки? Сашка говорит, что не знает.

      – И я не знаю.

      Женька недоверчиво посмотрела на меня.

      – А знаешь, что Вере нарисовали? ― спросила меня Женька.

      – Женя! ― умоляюще посмотрела на неё Верка и покраснела. ― Это просто кто-то пошутил глупо, ни с кем я из мальчиков я не дружу, ― сказала она, обращаясь ко мне, и захлопала ресницами-опахалами. ― Ты лучше скажи, что тебе нарисовали, ― с обидой повернулась она к Женьке.

      – Да никогда бы к нам мальчишки не зашли! ― ответила ей Женька. ― Это Ленка Токарева в туалет вышла, вот в это время они и забрались. Мы ещё отыграемся! ― пообещала она. ― Правда, Вера?

      – Смотрите, какой хлеб белый, ― сказала Верка, чтобы перевести разговор на другую тему.

      Я понял, что разговор про визит мальчишек ей неприятен.

      – Говорят, в хлеб сейчас кукурузную муку добавляют, ― сказал Сашка. ― Это, наверное, правда, потому и белый такой. Я пару раз брал после ужина кусок. Как зачерствеет, крошится сильно.

      – А мне такой хлеб нравится: пышный и вкусный! ― не согласилась Женька.

      – Я тоже слышал, в хлеб кукурузную муку добавляют, ― поддержал я Сашку. ― К восьмидесятому году гороховую муку в хлеб начнут добавлять.

      – Зачем? ― удивилась Верка.

      – Чтобы в коммунизм войти с треском!

      Сашка надул щёки, хлопнул себя по ним: пфу-у-п… Пирогова с осуждением посмотрела на меня и упрекнула:

      – К чему повторять чьи-то глупости! Тем более за столом.

      – Шутки у тебя какие-то дурацкие! – сказала Женька.

      Какие мы правильные, подумал я и съязвил, отвечая ей:

      – Умные шутки у меня для умных, а для тебя и такая сойдёт.

      Женька открыла рот, не нашлась, что ответить, скорчила рожицу и, глядя на меня, выдала:

      – Бе-бе-бе-бе…

      ***

      Обычно я не обижаюсь на девчонок. Но Женька сегодня достала меня! Я мог бы рассказать ребятам, почему сейчас такие очереди за хлебом и почему начали добавлять в хлеб кукурузную муку. Но это рассказывать было нельзя.

      Как-то у нас на кухне отец со своим знакомым ― он тоже с парткома завода, обсуждали ошибки в экономической политике, допущенные при Хрущёве. Я был у себя, но они говорили громко, и слышал, что разделение партийных комитетов на промышленные и сельскохозяйственные внесло неразбериху в управление народным хозяйством.

      Говорили они и о небывалой засухе на целине и неурожае прошлого года. �