Ангел за твоей спиной. Елена Данилина

Но ведь и от нас с тобой тоже зависит насколько откладывается праздник.

      – Всё, мам, я всё понял. Идти, а то тебе влетит. Я всё понял.

      Мать ушла, тихо прикрыв входную дверь. В квартире стало тихо и пусто. Андрей пошёл на кухню и налил себе в чашку рыжего морковного чая, заваренного мамой. На тарелке под чистой салфеткой лежал кусок хлеба и большая варёная картофелина. Андрей уселся на широкий каменный подоконник и стал уплетать оставленный матерью завтрак, поглядывая на улицу. За окном действительно было темно и мерзко.

      Андрей из окна своей комнаты не мог видеть, как немногочисленная демонстрация, сотни  две плохо одетых  женщин и мужчин с лопатами и ломами на плечах, с наскоро нарисованными на кусках  разорванных простыней транспарантами, молча шла по улице Горького* почти в полной темноте. Холодный ветер рвал одежды людей и плохо закреплённые транспаранты. Это странное шествие провожали взглядом люди, толпящиеся в длиннющих очередях за картошкой и хлебом чуть ли не с пяти часов утра. Радио в городе молчало.  Говорили, что это немцы «сбивают волну»… Но ровно в 8 часов 10 минут по московскому времени из репродукторов по всему городу и по всей стране раздалось: «Внимание! Говорит Москва!

      Говорит Москва!»  Так начался военный парад, которому суждено было войти в историю, как свидетельству несгибаемой воли москвичей и решимости всего народа отстоять своё право на жизнь в своей стране. В том параде на Красной площади участвовали несколько сот танков и почти 30 тысяч человек. Это был самый короткий по времени парад, который длился всего 25 минут, но это был самый героический парад, потому что прямо с Красной площади люди и машины уходили на передовую, в бой. Андрей этого всего не видел. Но в тот самый момент, когда вдруг захрипел репродуктор, он, забыв про завтрак и про обещание маме тепло одеваться,  как ужаленный, выскочил из квартиры и сломя голову понёсся к Наташе.

      – Ташка, ты слышала? Слышала? – Прямо с порога почти что заорал Андрей?

      – Что? Что случилось? – Испугалась девочка.

      – Парад, Ташка! Настоящий парад! – Таращил глаза Андрей.

      – Ой, мамочки! Не может быть! – Щебетала Наташа, включая молчавший репродуктор.

      Дети слушали радиотрансляцию и глаза их горели радостью и надеждой. Из чёрной тарелки репродуктора слышался спокойный уверенный голос Сталина*, а значит все слухи о том, что правительство сбежало из Москвы,

      были всего лишь слухами. Значит, Москву не сдадут.  Сталин сказал, что война продлится ещё несколько месяцев, полгода или «ну может быть, годик». Это вселяло надежду. Однако, этот парад был не только самым коротким, но и самым драматичным в истории Москвы. Москва провожала на передовую последних своих защитников. За  несколько месяцев войны город отдал фронту почти все свои ресурсы. На улицах можно было видеть только женщин и детей, мужчины же либо воевали, либо находились в многочисленных московских госпиталях, куда их доставляли прямо с передовой.  Однако, те, кто уходил на фронт теперь, прямо с Красной Площади, были полны решимости отстоять любимый город.

      С этого дня Москва, казалось, зажила