Ангел за твоей спиной. Елена Данилина

с заводом.

      Андрейкина мама и мама Наташи в этих обстоятельствах ещё больше сдружились. Правда, Андрея к больной Наташе не пускали, и дети  придумали переписываться. Андрей в своих записках рассказывал Наташе обо всех дворовых новостях и, как мог, поддерживал подругу, а она в конце

      каждой своей записки  рисовала ему маленькую птичку и делала милую приписочку:

      «Лети моя пташка к Андрею в кармашек».

      Андрей смущался от этих девчачьих глупостей, но Наташины записки хранил в коробке из-под конфет, на которой написал «Пташа-Наташа». Однажды мальчик случайно поставил жирную кляксу на драгоценную коробку, которая расплывшись, закрыла первую букву «П»: так слово «Пташа» превратилось в «таша»,  что в общем-то понравилось Андрею, а потому прочно укоренилось в обиходе. Благодаря этой случайности имя Таша как-то незаметно закрепилось за девочкой, и через короткий срок даже Зинаида Ивановна стала иногда называть дочку Ташей.

      Только через месяц Наташа поправилась и впервые после болезни вышла на улицу. Ей не терпелось своими глазами увидеть, что твориться в городе. Из записок Андрея она знала, что в школе теперь госпиталь, что почти все учителя, да и большинство учеников уехали, что  многие заводы эвакуированы, а те, которые остались – не работают. Но одно дело рассказы, а другое дело реальная картина. До болезни Наташа видела Москву первых

      недель войны, когда враг был ещё далеко, а город жил пусть и не мирной, но

      некой упорядоченной жизнью, и не могла представить, что творилось на улицах теперь, когда немцы были в ста километрах от города. Андрей вызвался её сопровождать. Он понимал, что, пожалуй, Наташа поначалу может и испугаться. Во всяком случае, он бы точно испугался, увидев огромные очереди за продуктами, озабоченных и растерянных людей, неубранные улицы.

      – Андрей,  что всё это значит? Как теперь всё будет? – Тихо спросила Наташа.

      – А так и будет… пока не победим немцев. – Ответил Андрей несколько раздражённым тоном.

      – А мы их победим? – С недоверием спросила Наташа.

      – Если будем ныть и скулить, то не победим, а если будем сражаться, то обязательно победим. – Ответил уверенно Андрей и застегнул верхнюю пуговицу на Наташкином пальто.

      – А как мы можем сражаться? Мы же не на фронте. И оружия у нас нет. И, собственно, с кем сражаться-то? Где они, эти немцы? – Не унималась Наташа.

      – Да  с собой сражаться нужно, Ташка, с собственным страхом. Вот смотри, школу закрыли, а мы все равно туда каждый день будем ходить…назло…из принципа. И вообще, на вот, варежки надень, а то не дай бог снова заболеешь. – Андрей протянул девочке серые, связанные мамой варежки.

      – Зачем в школу? Там же теперь раненые? – Спросила Наташа, послушно натягивая варежки на озябшие руки.

      – Глупая, ты Ташка! Помогать будем! Может, там, кому воды попить дать, кому подушку поправить.

      – А нас туда пустят? – Не унималась с расспросами Наташа.

      – Я