На изгибе небес. Валерий Гудошников

за промахи в боях партийного билета лишали.

      – Сейчас время другое.

      – А, может, прикинемся, что ничего не поняли? – предложил штурман, – вряд ли что комиссия докажет, самолёт исковеркан. Мол, поняли, что не туда летим, когда снова паковые льды увидели. Что скажешь, командир?

      Кандыба молчал. Он, подполковник дальней авиации, Герой Советского Союза будет врать и изворачиваться перед инспектором? Зачем? Ради чего? Как только их вывезут отсюда – если, конечно, вывезут – он поедет в Москву к командующему ВВС, который был у них когда-то комдивом и снова попросится на военный самолёт. К чёрту эту Арктику с её холодами, льдинами и белыми медведями!

      А может прав штурман? После такого удара никакая комиссия не докажет, что приборы были исправны. Не нарочно же они такое сделали! Действительно, чудовищное стечение обстоятельств. Сотни раз до них это делали – и ничего. А тут и прибор не включили, и солнца не было, иначе бы сразу поняли, что не туда летят, и автопилот толком не откорректировали. Кто же главный виновник случившегося? Опытнейший полярный лётчик Жуков? Штурман Белоглазов, не менее опытный? Он, командир? Или все понемногу? Нет, так не бывает. Впрочем, чёрт возьми, за всё несёт ответственность командир. Ему и отвечать за разбитый самолёт и всё остальное.

      – Вот что, друзья! – поднял он голову. – Врать комиссии я не буду, расскажу, как было.

      – И про это самое? – ахнул Ерёмкин.

      – Неважно, что мы в салоне делали. Кстати, там мы играли в карты. Обедали, а потом в карты играли. А карты-то есть у кого?

      – Всегда с собой вожу, – сказал Корецкий.

      – Так вот, в подкидного дурака мы играли. Все поняли? Что бы мы в салоне ни делали, результат был бы одинаков – оказались бы здесь.

      Все молчали, что означало полное согласие с командиром.

      – А ведь говорила мне когда-то мамочка, чтобы я в Арктику не улетал, – встал Ерёмкин. – На материке, если упадёшь – не обидно, всё-таки земля. А тут, тьфу! Сплошные льды да три версты воды под тобой. Пойду, туалет поищу среди льдин.

      – Не примёрзни, – напутствовали его.

      – На всякий случай паяльную лампу возьми.

      – Да идите вы все, юмористы! – и Ерёмкин исчез в разрыве фюзеляжа.

      Не прошло и пяти минут, как он вернулся возбуждённый и заорал:

      – Мужики, я собачий лай слышал!

      Услышать в ледяных просторах собачий лай мог только сумасшедший. Как на такового на него и посмотрели.

      – Спорим, что не смешно? – сказал штурман. – На всю твою канистру?

      – Честно говорю, среди рапаков собаки лают!

      – Плохо дело, – сказал Жуков. – Ты, часом, дядя, не спятил? Всё же головкой об автопилот-то… хотя… медведи лаять не умеют.

      – Ракетницу, быстро! – распорядился Кандыба.

      Все уже поняли, откуда тут могут быть собаки. Со страшным грохотом и шипением ракета ушла в воздух. Выстрелили подряд три раза. Прислушались и довольно отчётливо услышали собачий лай. А потом ответно из-за дальних торосов взлетела ракета.

      – Выходит, дотянули до СП? – обрадовался