Девочка Грома. Любовь – ненависть. Татьяна Тэя

Громов!

      Делаю резкое движение рукой, вырываясь из его захвата.

      Юра улыбается губами, но не глазами, приподнимает брови, как бы соглашаясь и указывает на дверь.

      – Давай. До утра с тобой не буду возиться. Двигай булками.

      – И не надо со мной возиться, – тараторю, как заведённая, задетая его комментариями. – Я не просила со мной возиться. Спас, благодетель. И на том спасибо. Дальше сама разберусь.

      – Ага, видел уже, как эффектно ты умеешь разбираться. Иди-иди, – тыкает в спину, поторапливая.

      Благо мне недалеко. Квартира на первом этаже.

      Поднимаемся по короткой лестнице в четыре ступени. Дрожащей рукой шарю в сумочке в поисках ключа. Нащупываю металлический штырь для ригельного замка.

      – Всё. Я пошла. Пока.

      – До завтра, ты хотела сказать? – поправляет.

      Открываю дверь и прежде чем шмыгнуть за неё, выдаю:

      – Я ничего не хотела.

      Плотно закрываю её за собой, только сейчас понимая, что вторая дверь в квартиру – старая деревянная, не заперта.

      Почему? А вдруг Ляля с братками уже здесь?

      Да нет… ерунда. Они на даче. Развлекаются.

      Стоит мне подумать о тех развлечениях, как мороз снова бежит по коже.

      Господи, как я влипла.

      Хочется прижаться спиной к стене и съехать вниз. Ноги уже отказываются меня держать.

      Может, я бы так и сделала. Только где-то в глубине квартиры раздаётся стон, и я замираю.

      Прислушиваюсь, даже не дышу. Но, вроде, тихо. Может, привиделось?

      В ушах всё ещё звучат слова Громова. Думать о том, как сильно я влипла, мне не хочется. Утро вечера, конечно, мудренее, но не в моём случае.

      Тут хоть обрыдайся, делу это не поможет.

      Поворачиваюсь к двери. Тщательно замуровываюсь на все запоры и замки. Провожу тыльной стороной ладони по лбу, думая, что и сил на душ уже нет. Потом маму разбужу, наверняка. С утра в него залезу. Сейчас план будет таким: просто упасть мордой в подушку и попытаться заснуть.

      Моргаю, глаза уже привыкли к темноте. Надо пройти сквозь неё по коридору и ничего не задеть. Ладно, я как ниндзя, сотни раз это проделывала.

      Дверь в комнату матери плотно закрыта. Это необычно. Мама не любит запираться и вечно ругается, что я в своей спальне отгораживаюсь от неё. Раньше, когда Снежинка, моя младшая сестра жила с нами, мама не закрывала дверь, чтобы слышать, если Снежа заплачет. Думаю, это в каком-то смысле стало привычкой.

      Ладно. Может, сегодня день такой. Может, дверь сама захлопнулась, петли расхлябались.

      Стаскиваю туфли, беря их за каблуки, и на кончиках пальцев крадусь по скрипучему паркету к себе. Но притормаживаю.

      Из комнаты матери доносится стон. Видимо, её я и слышала.

      Снится что-то дурное?

      Делаю шаг. И снова стон.

      Нет. Это стон боли. Протяжный такой. И вовсе не сквозь сон.

      – Мам? – шёпотом.

      Тишина.

      – Ма-а-а-ам? – тяну осторожно.

      – Всё хорошо, – зачем-то отвечает она тоже тихо, но так сдавленно, будто требуются усилия сохранить интонацию ровной.

      – Ну