Серая Утроба. Артум Салгынов

внутри меня, рядом с сердцем, со мной перестали случаться приступы, во время которых я теряла связь с реальностью и смотрела мультики про Энроф ила наблюдала за бытом членов моего ка-тета. Лежа на койке в общей палате Заведения, я мечтала о волне, накрывающей меня с головой, вырывающей из телесной оболочки и уносящей вдаль, желательно, за пределы этого мира.

      Ха, я долгие годы мечтала избавиться от приступов, сделавших меня посмешищем в глазах одноклассников, а теперь я жалела об их утрате. Я вяло хихикнула – сама над собой.

      Я промучилась от томительного безделья до обеда – на который мы поплелись, как стадо коров. Обреченно, словно на убой. Еда, поданная на обед было жуткой, несъедобной. «Пересиль себя и ешь» – тихим голосом сказала мне девочка с опухшей губой и желто-фиолетовым фингалом вокруг правого глаза. – «А то решат, что у тебя РПП, назначат принудительное кормление и еще кучу ненужных лекарств». Я кивнула головой, мол, «спасибо за совет». Съела половину ужасного супа и половину второго.

      Получила послеобеденные таблетки – вернулась в койку и, наконец, заснула. Мне снова стали сниться сны, реалистичные и странные – наверное, из-за лекарств.

      Приснился наш класс, два года назад. Я сидела за одной партой с Рамоном. Прозвенел звонок, возвестивший об окончании уроков. Мы с Рамоном вышли из класса – нас преследовало насмешливое шушукание, издевательские смешки, колкие комментарии. Я чувствовала, как меня переполняет ненависть ко всем, ненависть и желание защитить Рамона, такого хрупкого, ранимого и обидчивого, защитить от всего этого.

      Хотелось драки. Простой, честной, неистовой, кровавой драки.

      Хотелось достать из рюкзака мой волшебный кусок арматуры и вогнать его в заплывший жиром свиной глаз гоготавшей у нас за спиной Комаровой.

      Хотелось слышать, как хрустят от ударов моих кулаков носовые хрящи, выскакивают из суставов челюсти. Видеть, как расцветают темные пятна синяков на прыщавых харях.

      В тот момент я чувствовала себя сильной, почти неуязвимой. Даром что ли я все лето отжималась на кулаках и ходила подтягиваться на турник во дворе дома, в котором жил Рамон.

      Я проснулась в слезах. Я должна была уберечь его. Спасти от этого глупого и жесткого мира. Я не смогла. И теперь могу вдоволь нажраться собственным беспомощным одиночеством.

      Я плакала – подушка моя была уже насквозь мокрой от слез. А пальцы моей правой руки с остервенением впились в кожу на внутренней стороне бедра левой ноги. Так тебе, мелкая тварь, получи! Больно, да? Жри эту боль, заслужила! Жри, мелкая дрисливая тварь!

      Удивительно, что я не вырывала из ноги кусок собственной плоти.

      Потом я чуть успокоилась. Да, не сама. Да, меня успокоили. Дежурная санитарка увидела, что со мной что-то не так, подбежала, сдернула с меня одеяло и отцепила мои сведенные гневом на саму себя пальцы от моей ноги.

      Лежала в странном пространстве – в собственной складке реальности, в сером кармане бытия. Из тумана в голове выплывали разные воспоминания. Воспоминания о нас троих – Рамоне, моем брате Стасе