Серая Утроба. Артум Салгынов

потомственной армянской ведьме-кахард. Та включила свое вуду-шмуду (magic people voodoo people, уф, ну, удружила, спасибо, что подсадила меня на эту дурацкую фразу, Инга, спасибо, мой юный друг), и мой батя вскоре и заговорил, и пошел. Историю эту он слышал, наверное, не раз, и, безусловно, именно поэтому обратился за помощью к ненецкому шаману, когда врачи не смогли помочь его сыну Петьке.

      Баба Клава отхлебнула чайку из своей чашки, протерла запотевшие очочки, и продолжила:

      – Ты, малыш, наверное и не понимаешь, о чем я говорю, ну и не обращай внимания. Это я так, сама с собой.

      – Отчего же не понимать. Все понимаю, – ответил я и запихал в рот целиком пряник. Мамы же рядом не было, поругать некому.

      – Ах, ну да, конечно понимаешь. Ты ж у нас бесом одержимый. И бес твой все тебе растолковывает. И говоришь ты вон как мудрено – с бесовской помощью.

      Есть люди, разговоры которых не заходят дальше нытья о погоде и политике и перемывания костей родственников и знакомых. А есть те, кто может говорить обо всем, на любую тему и получить в ответ отзывчивость собеседника – как мы с бабой Клавой. Заводилой в наших беседах всегда была бабушка – я же подхватывал любую тему, вставлял свои комментарии, полные наивных глупостей, порожденных моими ограниченными познаниями о мире, и метафизической глубины, свойственной суждениям отинов. Мозг бабы Клавы работал не как у всех людей – порождал странные словосочетания, и абсурдные сентенции. Мы придумывали истории о лопоухом Злобославе Гангреновиче и его сыне из веточек и желудей. Бродили по окрестностям – искали проросшие сквозь трещины в асфальте шампиньоны – да, я набрался смелости взглянуть на мир за дверьми родительской квартиры не сквозь призму своей необычной фобии и убедился, что этот мир не враждебен по отношению ко мне.

      Потом из Минвод вернулась баба Агни, поругалась с бабой Клавой и та торопливо засобиралась в свой Ленинград. К величайшему моему огорчению.

      Завершились командировки-экспедиции – родители приехали домой. И принялись ругаться друг с другом с удвоенной силой. Баба Агни пару раз попавшая под перекрестный огонь их ссор, поспешно ретировалась к себе, оставив после себя початую бутылку коньяка и коробку «Птичьего молока». Папа употребил и то, и другое, когда успокаивал нервы после очередной ссоры с мамой.

      Ему хотелось на север, где все просто и понятно. Где ждала верная, любящая его крутобедрая бухгалтерша Машка. Маме тоже чего-то хотелось, но сколько я не читал ее Расщепленным Зрением, не мог понять чего – видимо мешало восприятие шестилетнего Петьки.

      В самый разгар этой жуткой междоусобицы из Ленинграда неожиданно примчалась баба Клава. И объявила, что переезжает – в дом ее родителей, в станицу Малая Горка. А ее младшая двоюродная сестра, которая жила в то время в этом доме, вместе со своим сыном переселится в ее квартиру – паренек поступал в ленинградский институт. И, что когда суета с переездом закончится, она с удовольствием заберет меня на воспитание – чтобы я не мешал родителям ссориться