Серая Утроба. Артум Салгынов

не возвращаться никогда.

      Мне нет необходимости оправдывать мою столь острую необходимость в побеге.

      Здесь мне плохо – и временами очень-очень одиноко, щемяще одиноко, колюще-режуще одиноко. Но я уверена – там, за гранью этого стремного мирка, на улицах Костяного Мегаполиса или мощенных цветными камнями площадях виденской метрополии, мне будет хорошо, как надо, правильно. Даже самые подлые подлецы в романах Никольского вели себя честней и благороднее, чем мои одноклассники. И еще – в Энрофе полным-полно людей одиозных, с эксцентричными пристрастиями, привычками и увлечениями. Так что я, со всеми моими странностями, не буду выделяться из общей массы.

      При этом иногда я знала, что весь этот мой романтический посыл эскапизма насквозь лицемерен – нет ничего менее романтичного и одновременно более жалкого, чем пораженческое бегство в другой мир. Да, себя надо искать не под чужим небом, а на дне своей дрисливой душонки.

      Хех. Слишком высокопарно.

      Впрочем, неважно.

      Сколько бы я ни мудрствовала, пытаясь убедить себя в неправильности, ущербности моих мечтаний о побеге – я хотела перебраться в Энроф. При чем не увидеть одним глазком, а на постоянное проживание.

      ,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,

      Проснуться в Костяном Мегаполисе и пройти по сверкающим под лучами осеннего солнца плитам Симфизного тракта. Свернуть с него на одну из ответвляющихся улочек, туда, где дома старой постройки – особняки из гигантских реликтовых грибов, здания с кровлями из чешуи драконов, дома из раковин великанов-аммонитов, дома из черепов мегалодонов и аздархидов, дома из пустых хитиновых панцирей невероятных ракообразных тварей.

      Налюбовавшись на невероятные архитектурные шедевры, распить кувшинчик кербицы в одном из уличных кафе – так ее готовят только здесь, в восточной Скапуле. Из обжаренных зерен – и потому кербица здесь черная, как душа грешника, Черная, как глубины космоса. С двумя непременными дольками лимона на дне кувшина. Кербицу пьют не торопясь, крошечными чашечками. Первая чашка (процитирую барда Бартоша Сувадлоня, спутника Мартина Хорнамадура) – горькая, как сама жизнь. Вторую принято сладить слитками жженого карамелизованного сахара, и потому вторая чашка сладкая, как утренняя грёза (тоже Бартош). Но полностью вкус кербицы раскроет лишь третья чашка – густой, объемный (Бартош что-то говорил и по поводу третьей чашки – не помню, неважно).

      Кербица взбодрит меня – подготовит для дальнейших прогулок по городу

      Отдохнув, продолжить путь – можно пойти на восток, до заброшенных, оставленных людьми районов Клавикулы. Здесь селится блудная рзянь, древеки, марлевые человеки и угрибыши – все те, кому нет места среди чванливых, гордящих расовым превосходством людей. И потому фонарные столбы и козырьки подъездов многоквартирных домов здесь украшены гирляндами оберегов – словно деревья в лесах вокруг Бейертхольда. Из открытых окон пахнет лесной сыростью, прелой листвой, хвоей и какими-то эфирными маслами.

      Или наоборот – спуститься южнее, сесть