Курсанты. Валерий Гудошников

спортивной роте, да, ты! Я штангу нянчил, гири нянчил, боксом занимался.

      Раздался дружный смех.

      – Ну, ты даёшь, да, ты! Как выжил-то? – хохотнул тот же голос. – Я в спортивной роте ещё бы на пять лет служить остался. Спишь, ешь не баланду армейскую, тренируешься, в наряды не ходишь, на сборы ездишь – вот и вся служба. Ты бы в десанте послужил.

      – И послужил бы, да, ты! – обиделся штангист.

      Тут же под общий смех Кима окрестили кличкой «Да, ты!».

      – Это ещё ничего. Вот скоро в караул начнём ходить и прочие наряды: кухня, котельная, разгрузка вагонов, зимой расчистка снега и прочее, – сказал кто-то.

      – Свисти больше. Мы что же сюда картошку чистить приехали.

      – А ты спроси старшекурсников. Думаешь, самолёты, стоянки, ангары и всё остальное дяди охраняют? Училище находится на полном самообслуживании силами курсантов. А их тут, то есть нас, больше полутора тысяч. И все кушать хотят.

      – Выходит, это самостоятельная военная часть?

      – Выходит.

      – Мама, куда я попал!

      – Куда хотел – туда и попал.

      – Я летать хотел.

      – Хочешь летать – придётся послужить.

      – Так ведь я думал, что мы как студенты жить будем в студенческом общежитии, а тут комната на сто человек с двумя ярусами кроватей и с дневальным у тумбочки.

      – Ребята, а кто знает, почему нельзя в город выйти? Что будет-то? Ну, например, в выходной? – вопрошал слонёнок, подходя то к одной, то к другой группе ребят. – Никто не знает? А почему в столовую нельзя одному? А? Или в баню?

      – У майора спроси, – посоветовал кто-то. – Он объяснит. Ха-ха-ха!

      Удручённый таким загадочным обстоятельством парень отошёл в сторону и, запустив пятерню в роскошный чуб, стал задумчиво чесаться. Уже через два часа от его волос ничего не останется.

      Я подошёл к группе парней, которые окружили плотным кольцом чёрного, словно негр, туркмена. Прибыл он из самой южной точки Союза, называемой Кушкой. Жара там летом просто ужасная, оттого вероятно и был таким чёрным. Звали его Гарягды Гарягдыев, а по русскому быстро окрестили Геной. С ним я познакомился в первый день приезда в санчасти, где проходили медосмотр по прибытии. Несмотря на то, что он уже три года проучился в авиационном училище спецслужб в Кривом роге, на русском языке говорил с ужасным акцентом, коверкая слова и ударения. Восседая на изгороди методического городка, важный от всеобщего внимания, сверкая белками глаз, он говорил:

      – Три год я в Кривой Рога училься. Там тоже есть такой порядок. Во все училищ есть один такой военный порядок.

      – Ну да! – удивился кто-то.

      – Да, да. Присяга сразу не принимаешь, а служить нада. А присяга третий курс будет принимать, когда звание офицера дают. Так принято.

      – Так ты уже офицер? – спросили его.

      – Да. И от военной подготовка меня будут освободить.

      – Но если нет присяги – нет и службы? А что мне будет-то, если не пойду в караул? – спросил, хихикая, визгливым почти женским голосом высокий с громадным носом парень из Алма-Аты.

      – Что ты