Богатыриада, или Галопом по европам. Борис Давыдов

обратно возвращается! – строго произнесла Малинка, повернувшись к кабатчику. Тот, охнув от испуга и изумления – как расслышала шепот, да за столько шагов?! – тоже поспешил закрыть рот.

      Илья чуть не разрыдался – от неописуемого счастья и облегчения.

      – Родила?! Ой, спасибо тебе за добрую весть! Да я тотчас к ней побегу…

      – Сперва ко мне нужно, Илья Иванович! – послышался льстивый голос Будилы. – Такое счастье, да чтобы не отпраздновать?! Скидку сделаю! А за ту шестую кружку, что ты разлил из-за этого ирода, ничего с тебя не возьму. Уж пяточки-то обмыть младенчику – святое дело! Чтобы ходил быстро да легко! Верно, добрые люди?

      – Верно!!! – отозвались сельчане согласным хором.

      – А ну, живо домой! – заревел подоспевший отец Муромца, размахивая новыми ременными вожжами, сложенными вчетверо. – Уж я тебя, орясину, поучу уму-разуму! Будь ты какой угодно богатырь и женатый мужик! Ты что же творишь, отца с матерью позоришь?! Жена чуть не померла, твое дитя рожая, а ты напился как свинья и кормчу развалил! Ну, я тебя!..

      – Гнев – плохой советчик… – начала было Малинка, но Иван Ильич отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и буквально погнал сына к дому, попутно охаживая его вожжами по спине и ниже.

      – Вот тебе пьянствовать! Вот тебе похабно браниться!

      – Откуда ведаешь?! – взвыл Муромец, дергаясь под жгучими ударами.

      – Уже донесли, не сумлевайся! А вот тебе за кормчу! Ты хоть соображаешь, какую виру платить придется?! Щемила-то своего не упустит!

      – Да поправлю я его корчму, лучше прежней будет… Ой! Больно же! Чем рукоприкладствовать, лучше скажи, кто родился-то?! Сын али дочка?

      – И сын, и дочка! Двойня у тебя! А ты, орясина… – Иван Ильич замахнулся снова, но тут подоспевшая Малинка выдернула у него вожжи из руки с неженской силой и ловкостью.

      – Довольно! Не то беда в твой дом придет! Гнев-то, это смертный грех! – выпалила она с такой решительностью и суровостью, что папаша Муромца, хоть и свирепо набычился, но возразить не посмел.

      – Ох, Соловушка… Какой же ты прекрасный! Какой сильный и красивый! Зачем, зачем только отдал меня братцу своему постылому!

      – Так ведь ты шама жахотела… – недоуменно пожал плечами Мудрый Отец, по-прежнему пребывавший в мертвецки пьяном виде.

      – Ах, эти мужики! – грудной голос Лебеди мог, казалось, оживить даже каменного истукана. – Никак не поймут, что у баб каждое слово по-другому истолковать можно! Хотела лишь для виду, чтобы быть к тебе поближе, Соловушка мой ясный, герой прославленный…

      – В шамом деле?! – царь тугар изо всех сил пытался сосредоточиться, чтобы понять: что происходит, где он и как тут оказалась бывшая любовница. Но понимал лишь одно: ему очень хорошо! Какие-то остатки разума, не затронутые хмельным, подсказывали, что как только об этом узнает Белая Олениха, ему будет очень плохо… Кстати, а где жена? Ой, она, кажется, рожает… Или не рожает? Не надо было пить столько бузы…

      – Ну, обними же меня крепче! – жарко прошептала ему Лебедь в ухо, притиснувшись всем телом. Мудрый