Богатыриада, или Галопом по европам. Борис Давыдов

неторопливая и задушевная… Даже степенная.

      …Иноземцы до сих пор ломают голову над неразрешимым вопросом: почему на Руси дело никогда не ограничивается той самой кружечкой-другой?! Думают, думают, напрягая мозги, да так в итоге и не могут отыскать ответа.

      Что тут скажешь? А ничего. Разве что можно дать добрый совет:

      Ну, сколько можно повторять?!

      Ты дурью попусту не майся!

      «Умом Россию не понять…»

      А не умом – и не пытайся!

      Попович потом добросовестно пытался вспомнить, в скольких корчмах он побывал. Но не осилил слишком тяжкой задачи и махнул рукой. Помнил лишь, что принимали всюду радушно, а смущенные объяснения – забыл, мол, деньги дома – встречали с улыбкой. О чем разговор, дескать, потом расплатишься, когда все благополучно разрешится…

      – Дяденька Иван, а ваш Илья-то буянит! – запыхавшись от быстрого бега, сообщили ребятишки. – Щемилу хотел побить, не догнал, и теперь над его кормчой изгаляется!

      – Как изгаляется?! – ахнул отец Муромца, схватившись сначала за голову, а потом за сердце. – Что он с ней делает?!

      – По бревнышку разносит! – наябедничал один босоногий малец.

      – Да еще с нехорошими словами! – подхватил второй.

      – Какими?! – машинально спросил родитель богатыря.

      Детишки тут же дружным хором произнесли эти слова. Уши Ивана Ильича жарко загорелись.

      – А ну, вон! Я вам покажу, уста похабщиной поганить! Вот сейчас сниму ремень…

      Малолетних доносчиков как ветром сдуло, только застучали босые замурзанные пятки.

      – А Илья буянит, а Илья буянит! – донесся до горницы, где корчилась в муках роженица, хоровой детский гам. Судя по голосам, кричали девочки.

      Ладушка испустила особо страдальческий стон, вложив в него всю боль и обиду на горькую долю порабощенных женщин, и не токмо одной лишь Руси…

      – Неужто напился, бесстыжий?! А-а-а!!!

      – Мр-ш-шшш! – выгнув спину, прошипел Котя. На морде рыжака читалось: «Ну, пусть только покажется да сапоги снимет…»

      – Ты не бери в голову! – захлопотала повитуха. – Не о том сейчас думать надо! Дыши глубже…

      – Да как же не брать в голову-то! – разрыдалась Ладушка. – Муж ведь, не чужой человек!

      Теща Ильи сверкнула глазами, заломив руки:

      – Доченька, да за что же тебе такое горе?! Для того ли мы с отцом тебя растили, лелеяли, пылинки сдували…

      – Хворостин не жалели… – подхватила медово-ехидным голосом Ладушкина свекровь. – Довели до того, что из дому отцовского сбежала…

      – Молчи!

      – Сама молчи! Правда глаза колет?!

      Бабы, нехорошо засопев, начали примеряться к платкам друг друга, но тут вмешалась повивальная бабка:

      – А ну, унялись! Или обоих выгоню!

      – Никуда не уйду! – топнула Ладушкина мать. – Она дочка моя!

      – Теперь она в нашей семье, стало быть, и моя дочка тоже! – топнула свекровь.

      – Щемилину кормчу разнес!