Бабки. Татьяна Филатова

дольше и дольше солнце вечерами землю освещало. Лето близилось, а с ним и тревога у Павловны.

      – Баба Феня, – сказала она как-то, – что ты скажешь? Что нас ждет?

      – Ох, Ягарья, не знаю я… Толком сказать ничего не могу, – ответила та.

      – Вот и я так же. Вижу, что тьма наступает, а что в той тьме – не пойму. Хочу разглядеть, кого она заберет с собой, и не видно.

      – Боюсь, – сказала старушка, – что оттого не видно, что слишком многих тьма поглотит. Когда лиц много, трудно каждое разглядеть.

      – То-то мне и страшно, Фекла Филипповна. Страшно мне, что девчушек своих не сберегу.

      – В другой час я бы сказала тебе, чтобы ты не надумывала попросту. Но не сейчас. Доверься Богу и своему чутью. Оно не подведет тебя в нужный момент. А бабы наши… Они сильные. Даже те, кто еще пешком под стол ходит.

      – Мне приснился мой дом, баба Феня, – сказала Ягарья, – мой родной дом. И бабка моя, ведьма проклятая, тоже приснилась. Сказала мне во сне, что давить нас, русских надо, и плюнула мне под ноги.

      – Не серчай на нее, – ответила старушка, – ее давно уж нет среди живых.

      – Оттого и верю, что сон вещим был, – сказала Павловна, – а как иначе? Чего б она сейчас ко мне приходила? Баба Феня. Скажи мне, кого ты видишь после меня?

      Серьезно так поглядела ведунья старая на Ягарью: в глаза ей заглядывала, а видела душу.

      – Только не томи, прошу, – взмолилась Ягарья, – знаю я, что не пережить мне войну эту. Посоветуй, Филипповна…

      – Много среди вас достойных, – сказала наконец баба Феня, – много умных, много тех, кого Бог даром щедро наградил. Но нельзя выбирать умом и взвешивать, кто мудрее или ценнее. Когда момент придет, ты поймешь. А коль не поймешь, доверь им это. Они сами выберут ту, что будет заботиться о них.

      Любила Ягарья своих девиц. Всех: и тех, кто ей в мамки годился или в бабушки, как Филипповна, и тех, кому она могла бы и сама уже быть бабушкой. Оттого душа еще больше болела.

      А потом пришла война…

      – Родные мои, – встав из-за стола, печальным голосом произнесла Ягарья, – настало тяжкое время. Сила наша в том, что мы едины. Но, я пойму, если кто-то из вас решит покинуть нашу прославленную Ведьмину усадьбу. Я пойму и обиду держать за то не буду. Людей из ближайших деревень начинают эвакуировать на Урал, в том числе и в Челябинск, – она взглянула на Анастасию.

      Та в ответ пронзила ее своим взглядом темных карих глазах, говоря ими, что уезжать никуда не собирается.

      – Думаешь, немцы дойдут и до нас? – спросила Галина Степановна.

      – Вор, забравшийся в дом, осмотрит все его тайные уголки и не уйдет, пока не разгромит все, даже если не найдет, чем ему поживиться. Натура такая у него. Сволочная. Да, я уверена, что они дойдут и до нас. Они уже на пороге. И, уж поверьте, стучаться они не будут, а откроют дверь своим сапогом с широкого размаха ноги.

      – Мы сможем дать им отпор? – спросила Шура.

      – Милосердие им неведомо. Им все равно, кто будет перед ними: солдат или девица