Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову. Вадим Александрович Климов

дома было тихо, тень мужа почистила пистолет и пошла на работу. Чем он занимался, ее не трогало. Работал. Где – не говорил.

      Когда они познакомились, он был младшим инструктором в райкоме, она студенткой пединститута. Они дружили недолго, походили пару недель по аллее, сходили в парк, в кино, и он сделал предложение. Поступил по-человечески. На колени не вставал, а в один вечер посмотрел и сказал:

      – Нин, давай серьезно, выходи за меня замуж.

      – Хорошо, – Нина произнесла это ровно, без всхлипов.

      На следующий день он пришел к ее родителям, принес маме цветы, папе бутылку коньяка. Нина села рядом и родители все поняли. Написали на бумажке кого позвать на свадьбу. На следующий день сходили в ЗАГС, подали заявление. Сразу зашли в магазин и примерили кольца. Когда Нинкины подружки узнали, стали причитать, охать и повизгивать. А в Нину как будто вселился снайпер с такой устойчивой психикой, что у него на голове можно колоть орехи, пока он целится в международного террориста.

      – Ливень, ливень, лей никого не жалей, – последнее время снайпер в ее голове состарился больше чем она. Надо было что-то делать. Однажды она придумала отравить Петрова, но не до смерти. Она представила, как он будет лежать в постели, и она его вылечит. Они поедут в санаторий, в Гагры. Ее мама была в Гаграх пятьдесят лет назад, ей там очень понравилось.

      Что только Нина не придумывала, чтобы Петров стал другим. А когда прочитала в журнале «Работница», найденном в кладовке родительской квартиры, что мужчин не переделаешь, успокоилась. Когда в голову приходила очередная бредовая мысль, она повторяла:

      – Не переделаешь, не переделаешь, – и становилось легче.

      Дочь уже выросла и живет отдельно, но ее еще можно заставить что-то сделать. Сегодня она поехала с подружками в их далекую, вроде как, дачу и завезет жимолость, если соберет.

      – Эй, ливень.

      Заводить роман на стороне Нине не хотелось, боялась, муж убьет и в землю закопает. Она точно знала, что он придушит ее, подойдет сзади накинет проводок и удавит.

      – Даже крякнуть не успею.

      А потом увезет в лес и закопает, так глубоко, что никто не найдет. Она читала в детективах, что убийцы не могут нормально спрятать трупы, а этот закапает, и никакая собака не унюхает. Да и не хотелось ей другого мужика, свой хорошо пахнет. Она привыкла, он уже как будто родной.

      – Может свалить за границу? Ага, дура, тут жимолость поспела, а я за границу. Пойду на крышу загорать.

      Стоя голой перед зеркалом, она погладила себя по животу, втянула его, так сильно как смогла.

      – Жить можно.

      Повернулась боком, стала надевать купальник и замерла,

      – Хорошо, если бы сейчас за мной кто-нибудь подглядывал. Смотрел бы и пускал слюнки. А я чувствовала бы этот взгляд спиной и боялась повернуться. Чтобы мурашки по коже, чтобы до холодка в животе. Жара. Это все жара и сериалы. На крышу загорать. Загорать, загорать, – повторяла она.

      В розовом халате, в алом купальнике Нина вышла на крышу, как бригантина на всех парусах в Карибское море, ей было хорошо.

      Соседская