Белый барнаульский блюз. Петров и Сидоров идут к Иванову. Вадим Александрович Климов

Медленно встав, она пошла к песочнице.

      – Иди сюда, кис-кис, – уже спокойно сказала Люба и, подняв метлу, прицелилась.

      Кошка была домашняя и приученная к песку, метелку она заметила в последний момент и, мяукнув, отлетела в сторону.

      – Муся! – от подъезда соседнего дома встала и пошла, как танк, крупногабаритная дама в красной косынке с люрексом.

      – Муся, девочка моя.

      Кошка подбежала к ней и прыгнула на руки. Люба подобрала метелку и в этот момент получила толчок в спину. Тетка поглаживала кошку и смотрела, как медленно поворачивается дворничиха.

      «Сейчас прольется чья-то кровь», – вспомнил Кузьма и поспешил скрыться. Он не видел, как вскочил Магомедка и кинулся помогать Любе. Евсеевич только слышал что-то грозное.

      – Женщина?! – Люба произнесла это так, что Кузьма понял: будет битва до полного и окончательного уничтожения.

      Вечером в домовом чате он посмотрит видео эпического сражения, снятое неизвестным свидетелем этого побоища. Люба со словами: «Тут дети играют», – била тетку метлой по голове. Косынка зацепилась и моталась как флаг. Тетка махала руками, но это не помогало. Кошку она кинула в сторону, та опять полезла в песочницу, но Магомедка, как Пеле, пнул ее через весь двор. Она полетела, растопырив лапы.

      – К хорошей погоде, – сказал бы прапорщик.

      Вечером под видосом было 100500 комментариев. Кто-то защищал котика, но их быстро затроллили представители сообщества «детинашевсе».

      Кузьма не стал читать комментарии.

      ***

      В парке доминошников не было, пришлось искать их по соседним дворам. Так как он был в спортивном костюме, то решил, будет обходить дворы спортивной ходьбой. Сначала трудно было вспомнить, как он делал это в девятом классе на районных соревнованиях, а потом память открылась, и он пошел, ему даже понравилось.

      Люди оборачивались, но вслед никто не свистел. Обойдя квартал, заглянув в каждый двор, он нашел игроков через полчаса интенсивной ходьбы. Два мужика со звуком проходящей электрички двигали доминошки по столу, обитому металлом. Звук был страшный, Евсеичу не понравилось и он ушел.

      Через пятнадцать минут во дворе гастронома номер сто он увидел настоящих доминошников, почти как в кино. Четверо мужчин играли за половинкой теннисного стола. Они сидели каждый на своем стуле, а не на колхозной лавочке.

      «Стулья приносят с собой, – понял Кузьма, – чтобы ночью не собирались пьяницы и молодежь».

      Играли молча, слышно было только «рыба» или «вышел».

      Евсеевич встал неподалеку и, прислонившись к дереву, простоял около четверти часа. Игра была красивая, ему понравилось, но стула у него не было. Один из игравших узнал его.

      – Здравия желаю, товарищ, – сказал он, приподнял капроновую розовую шляпу, которой было лет пятьдесят, но выглядела она как новая.

      «Хорошая шляпа», – отметил про себя Евсеич и ответил кивком головы. Кто это, он не помнил, но решил, что постоит еще и пойдет, а потом, если что, договорится с ним и будет у него оставлять стул. В гараже у Кузьмы был хороший стул.

      Тень упала на доминошников, они стали в крапинку