Дом призрения. Светлана Валерьевна Азарова

моего тела, дитя, – холодно бросила старуха, не разжимая губ, и поплыла по рассохшимся ступеням деревянной лестницы. – Ступай за мной.

      После первого же шага нижняя ступень отозвалась отчаянным визгом.

      – Я думаю, – холодно прокомментировала Гроак, не оборачиваясь (ступени под её ловкими шагами не издали ни звука), – я думаю, что Лидия получает избыточное финансирование либо слишком много тратит средств на обеды.

      Спустя целую вокальную партию в исполнении визжащей лестницы величавая старуха вместе со своей неуклюжей спутницей наконец очутились на втором этаже.

      Здесь преобладал белый цвет. Кто-то не пожалел краски и выплеснул на стены и потолок целую цистерну белил. Комната напоминала людоеда, по ошибке натянувшего на себя платье младшей школьницы. Но пол по-прежнему был тёмным и рассохшимся, скрипящим при каждом, даже очень осторожном, шаге.

      Во всю белоснежную стену кроваво-красными буквами чёткими вытянутыми буквами была намалёвана библейская цитата: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоем. И внушай их детям твоим и говори о них, сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая; и навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над глазами твоими, и напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих».

      На каждом шагу каждый сантиметр кричал: «Наказывай сына своего, доколе есть надежда, и не возмущайся криком его», «Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней», «Я объявил ему, что Я накажу дом его на веки за ту вину, что он знал, как сыновья его нечествуют, и не обуздывал их…».

      Ещё шаг.

      «Да будет украшением вашим не внешнее плетение волос, не золотые уборы или нарядность в одежде, но сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа, что драгоценно пред Богом»

      Старуха оперлась на палку. Что-то похожее на тень чувства промелькнуло на лице мадам. Самодовольство сквозило в и её осанке, и плавных движениях. Даже тощий узел серебряных волос на голове стал казаться более внушительным: возможно, потому, что в этом положении оконный свет давал отблеск, сиянием окруживший аккуратную, словно высеченную из мрамора голову.

      – Да, дитя, мой безвременно усопший супруг был глубоко верующим, преданным церкви человеком. Всё это, – она торжественно повела палкой вокруг, – его рук дело. А я лишь продолжатель, хранитель наследия и традиций, которые жили в этом доме задолго до меня и будут жить ещё долго после меня. И мой сын, ушедший к отцу, также родился в семье, которая была насквозь пропитана традициями, долгом и обязательствами. А что это значит, ты скоро и сама узнаешь, – добавила она, развернувшись, чтобы продолжить плавное движение.

      – А как умер Ваш сын? – в первый раз осмелилась разлепить губы Нежина. Ей не нравился дом. Что-то неестественное чудилось в его тишине и затхлом неподвижном воздухе.

      Спина старухи