Лето, когда мы пропали. Элизабет О’Роарк

уже вернулись после сёрфинга.

      Когда я вхожу, Донна улыбается мне, словно я ее самая любимая принцесса из сказки, а Люк молча зыркает. Он уже понял, что я – Большой Злой Волк.

      – Можешь поставить вариться рис, милая? – спрашивает Донна.

      Я киваю и иду к раковине помыть руки, жалея, что не могу присесть хотя бы на минутку. После двойной смены у меня всегда все тело ноет, а сегодня девчонка из школы Дэнни поставила мне подножку, так что болит сильнее обычного. Каждый раз, когда я сглатываю, чувствую, где ударилась подбородком о стул, когда падала. И как всегда, даже когда не смотрю на Люка, я знаю, что его испепеляющий взгляд направлен на меня и как бы говорит: «Ты меня не проведешь, Джулиет».

      И все же я не могу его ненавидеть. По крайней мере, не на сто процентов. Несмотря на свои габариты, Люк выглядит каким-то худым и недокормленным, и от этого у меня щемит сердце. Он ест быстро – так едят, когда умирают от голода, когда очень долго страдают от голода. И он, кажется, страдал – у Донны едва получается приготовить достаточно еды, а он намного крупнее Дэнни и пастора. Он еще и намного более активный. Дэнни досталась работа с бумажками в церкви этим летом, а Люку – работа на стройке. Кроме занятий сёрфингом после обеда с Дэнни, он катается на волнах перед работой, а для этого встает на рассвете. Ему требуется гораздо больше еды, чем он получает, и когда я последняя сажусь за стол и обнаруживаю, что у него уже пустая тарелка, мое сердце сжимается, и я не могу не обращать на это внимания.

      Он каждый вечер выходит из-за стола голодным. Не знаю, как Донна не замечает этого.

      – Ой, милая, – говорит она, когда я раскладываю рис по тарелкам, – ты сварила в два раза больше риса, чем нам нужно.

      – Простите, – отвечаю я, будто у меня это вышло случайно.

      Я сажусь за стол последней, и взгляд Люка темнеет, пока он изучает мое лицо.

      – Что с подбородком?

      Я краснею, когда все поворачиваются посмотреть на меня.

      – Оступилась на работе, – отвечаю я тихо.

      Не знаю, зачем ему нужно было привлекать к этому внимание и почему у него раздуваются ноздри, как будто я только что соврала. Именно это я и сделала, но какой возможный злой умысел он в этом видит? Он что, думает, я подрабатываю госпожой? Или продаю наркотики по дороге домой? Где, черт возьми, я бы взяла на это время? Между тем он уплетает добавку приготовленного мной риса, как чемпион. Прощаю его еще до того, как признаюсь себе, что я в бешенстве.

      – Чая со льдом нет? – спрашивает пастор.

      – Ты хочешь кофеин так поздно? – волнуется Донна. Она иногда ведет себя с ним, будто он ее отец, а не муж, особенно после приема кардиолога прошлой зимой.

      – Мне нужно вернуться в церковь на наставническую встречу, – напоминает он ей. – Хочу взбодриться.

      Она смотрит на меня с извиняющейся улыбкой.

      – Джулиет, милая, подашь чай?

      – Можешь еще табаско прихватить, раз уж встала? – просит Дэнни, когда я перекидываю ноги через скамью.

      У Люка снова раздуваются ноздри. Аллены все время вынуждают меня почувствовать, что