Приключения обезьяны (сборник). Михаил Зощенко

И тотчас двухстороннее размышление о червячишке том.

      Прежде – откуда червяк есть? Из прели, из слизи, химия ли это есть органическая или тоже своеобразной душонкой наделен и Богом сделан?

      Потом о червяке самом. Физиология. Дышит ли он, стерва, или как там еще иначе… Неизвестно, впрочем, это. Существо это однообразное, тонкое – кишка вроде бы. Не то что грудкой, но и жабрами не наделен от природы. Но дошла ли до этого наука или наука про это умалчивает – неизвестно.

      Ах, ей-богу – великолепные какие мысли! Не иначе как в мыслях познается могущество и сила человека…

      Дальше – поверхностное рассуждение, применимое к рыбной ловле… Какой червяк рыбе требуется? А рыбе требуется червяк густой, с окраской. Чтоб он ежесекундно бодрился, сукин сын, вился чтоб вокруг себя. На него, на стервеца, плюнуть еще нужно. От этого он еще пуще бодрится, в раж входит.

      Вот, примерно, такое могущественное, трехстороннее рассуждение о поганом червяке и также о всяком предмете, начиная с грандиозных вещей и кончая гнусной, еле живущей мошкой, мошкарой или, скажем, каракатицей.

      От мыслей таких было попу Семену величайшее умиротворение и восторг даже.

      Но Бог… Ах, темная это сторона! Вилами все на воде писано… Есть ли Бог или нету его? Власть ли это? А ежели власть, то какая же власть, что себя ни в какой мере не проявит? Но:

      – Замри, поп Семен, баста!

      И, может быть, так бы и помер человек, не думая про Бога, но случилось незначительное происшествие. Стал после того поп сомневаться в истинном существовании Бога. И не то чтобы сам поп Семен дошел до этого путем своих двухсторонних измышлений – какое там! Встреча. С бабой была встреча. С бабой был разговор. От разговора этого ни в какой мере теперь не избавиться. Сомненья, одним словом.

      А пришел раз поп к озеру. Утро. Тихая такая благодать. Умиротворение… Присел поп Семен на бережок…

      «Про что же, думает, сегодня размышлять буду?»

      Червяка наживил. Плюнул на него. Полюбовался его чрезмерной бодростью. Закинул леску.

      – Ловись, сказал, рыбка большая, ловись и маленькая.

      И от радости своего существования, от сладости бытия засмеялся тихонечко.

      Вдруг слышит смех ответный. Смотрит поп: баба перед ним стоит. Не баба, впрочем, не мужичка то есть, а заметно, что из города.

      «Тьфу на нее, – подумал поп. – Что ей тутотко приспичило?»

      А она-то смеется, а она-то юбкой вертит.

      – Пи-пи-пи… А я, говорит, поручительница. В село назначена. Значит, будем вместе жить. А пока – гуляю, видишь ли. Люблю, мол, утром.

      – Ну что ж, и гуляйте, – сказал тихонько поп.

      Смеется.

      – Вот, говорит, вы какой! Я про вас, про философа, кой-чего уже слышала.

      «Ну и проходите, мол, дальше!» – подумал поп.

      И такое на него остервенение напало – удивительно даже. Человек он добрый, к людям умилительный, а тут – неизвестно что. Предчувствие, что ли.

      – А чего, говорит, слышала?

      – Да разное.

      Она