Поручик Ржевский и дамы-поэтессы. Иван Гамаюнов

завязать столь интимный разговор? – насторожился Пушкин и даже подался вперёд, глядя на собеседника.

      – Там не только разговор был интимный, – ответил Ржевский. – Открыла она мне всё. Точнее – открылась вся. Буквально вся.

      – Сочиняешь, – уверенно произнёс поэт. – Я бы знал.

      – А ты тогда из Одессы отлучился по служебным делам, – язвительно ответил Ржевский, но затем добавил добродушно: – Вот и гадай теперь, сочинил я или нет.

      – Сочинил, – со вздохом облегчения произнёс поэт, откинувшись на спинку стула.

      – Может, и сочинил, – согласился Ржевский, – но только она мне всё рассказала. Шли вы с ней по берегу моря, она ноги промочила, поэтому пришлось ей разуться и чулки снять. Ты её за голую ножку хвать, но разгуляться не вышло! Ты этой ножкой по носу получил. Лягнула тебя кобылка. Вот и всё приключение.

      Пушкин снова вздохнул и потёр нос, будто ещё хранивший память о прикосновении женской ножки.

      – Ты сейчас на счёт государя не сочиняешь? – продолжал допытываться Ржевский.

      – Можешь в Москве справиться, – сказал поэт. – История о том, как меня принимал император, теперь у всех на слуху. Так что в этот раз я нисколько не сочиняю. Прозябание моё в ссылках вдали от столиц окончено. После приёма у императора мне позволили ещё два с половиной месяца прожить в Москве. Я был обласкан обществом. Но расплата за эти удовольствия – потеря свободы. Государь объявил мне, что будет читать все мои новые сочинения и накладывать резолюцию, годятся ли они для печати. Теперь я раб. – Пушкин чуть подвинул к Ржевскому свой пустой бокал. – Ну что? Помянем мою свободу?

      Поручик на правах хлебосольного хозяина вновь наполнил гостю бокал, но тут же провозгласил свой тост:

      – Лучше выпьем за встречу. Поминки по свободе отложим до другого раза.

      Бокалы зазвенели, ударяясь краями. Друзья выпили, но как только Ржевский потянулся за пирожным, чтобы закусить, то кое о чём вспомнил.

      – Поминки по свободе… по свободе, – пробормотал он и хлопнул себя по лбу: – Чёрт! Я же совсем позабыл. Предсвадебные торжества! Вот где настоящие поминки по свободе. – Поручик глянул на каминную полку, на которой стояли часы в золотых завитушках. Стрелки показывали без двадцати три. – Мне надо ехать на званый обед.

      – Что за обед? – нахмурился Пушкин. – В кои-то веки встретились два друга, а теперь из-за какого-то обеда…

      – Можешь считать, что я тоже раб, – сказал Ржевский. – Я шафер со стороны жениха и должен следовать за ним всюду. Жених каждый день ездит в дом к невесте, а я с ним – для приличия. Вот и сегодня.

      – Значит, мы с тобой не кутнём? – спросил Пушкин.

      Ржевский испуганно замотал головой:

      – Как это? Кутнём! Я на полчаса съезжу, произнесу два тоста, а затем скажу, что живот прихватило, и вернусь сюда. А чтобы ты не скучал, оставляю тебя наедине с этой красавицей. – Поручик указал на открытую бутылку, всё так же обёрнутую салфеткой, похожей на полуснятое платье.

      Меж тем дверь в номер открылась. На пороге появился белобрысый слуга Ржевского – молодой