Убийство, шоколад и рояль в кустах. Елена А. Миллер

пар ног.

      – Быстро! – Толик вытолкал из Готического зала Даниила и Глашу, запер замок непонятно откуда взявшимся у него ключом. – Быстро, быстро!

      Они все втроем скрылись в комнате с сундуком. Толик плотно соединил гнилые дверные створки и припал к ним ухом, перед этим погрозив друзьям кулаком, на всякий случай.

      В коридоре, совсем рядом, послышался грохот упавшей небольшой коробки, горестные стенания по этому поводу, женский хриплый властный голос, звон ключей.

      – Что у вас опять происходит? – Едва слышно спросил Даниил.

      Толик сделал страшные глаза.

      – Сейчас узнаешь! – Почти коснувшись губами уха московского инспектора, прошептала Глаша. Он тут же попробовал снова поймать ее в объятья, но в эту секунду Усадьбу огласил истошный вибрирующий бабий визг. Толик, будто только этого и ждал, рывком распахнул дверь и бросился в коридор. Глаза Даниила обреченно застыли:

      – Это какое-то трагическое дежа-вю! – Произнес он, выпустил руку Глафиры и поспешно направился вслед за Толиком. Она, не медля ни секунды, прошмыгнула за ними.

      Вопль продолжал тонко вибрировать.

      Следом за инспекторами Глаша вошла в Готический зал. Визжал Эдик. Он закрыл уши ладонями, зажмурил глаза и широко разинул рот. Всем корпусом он был развернут на рояль.

      Толик подошел к Эдику сзади и деликатно постучал пальцем по плечу. Вопль оборвался. Эдик обернулся и увидел перед собой незнакомого мужчину в голубой форме с блестящими погонами.

      – Полицию вызывали? – Негромко спросил незнакомый мужчина. И добавил. – Я участковый.

      – Вызывали! – Экзальтированно ответил Эдик, блеснув сотней блесток на желтой футболке. – Я чуть не умер!

      Краем глаза фотограф заметил у двери еще одного мужчину, но уже не в форме, а в светлом костюме. Тот, в отличие от круглого коренастого участкового, был высок и подтянут. В зал вошла, и остановилась чуть поодаль молодая женщина в длинном черном платье, распущенными по спине и плечам темными волосами и совершенно необыкновенными карими глазами. Единственным украшением на ней был большой рубиновый крест на груди.

      – Вот это фактура! – Безо всякого перехода, так же экзальтированно продолжил Эдик и направился к Глафире. – Вот это Готика! Взгляд! Кожа! Понимание пространства! Трагедия! Тайна! Непостижимость во взгляде! Вот, что должно быть на моих работах!

      Фотохудожник обернулся к двум зеленокожим сонным моделям, которые, как вцепились друг в друга во время Эдикова визга, так и окаменели в центре зала. Они еще не пришли в себя.

      – Вы меня понимаете? – Нервно спросил у них фотохудожник.

      – Они сейчас никого не понимают! – Хрипло и резко ответила вместо них Любовь Петровская. Она неподвижно стояла рядом с мрачным смуглым субъектом в джинсовом костюме. – Ты у них последние мозги своим криком снёс, идиот!

      – Я испугался! – вильнув плечами, ответил Эдик. – Где полиция?

      – Позади