Путешествие на высоту 270. Ахмад Дехкан

Угадай, что мы тебе купили?

      Мать наливает мне чаю.

      – Я заснул, мама! – говорю я. – А разве мне что-то купили?

      Ройя отвечает мне кивком.

      – Ты скажи, какой оно формы, – предлагаю ей, – и я угадаю.

      Мать встает, переносит мой рюкзак к дверям и возвращается. Оправляя платье, садится возле самовара. Ее поведение кажется мне странным. Словно она сама не знает, что делать. Говорит:

      – Я тебе всё сложила.

      А сама не смотрит на меня, занялась фитилем самовара. Потом говорит Мустафе:

      – Подай-ка чай своему брату!

      Мустафа и не думает ворчать. Берет стакан и приносит его мне. А мать плачет и хочет скрыть это от меня. Ройя приближает ко мне лицо, чтобы я обратил на нее внимание. Показывая ручками, объясняет:

      – Вот так будет две пяди, а вот так – одна пядь, чуть-чуть поменьше.

      – А вкус какой? – спрашиваю я.

      – У-у! – она облизывается. – Такая вкусная, что и слов нет!

      Я с притворным изумлением распахиваю глаза:

      – Жвачка?

      Она заходится смехом. Крутя головой и жестикулируя, внушает мне:

      – Да посмотри же… Разве жвачка вот таких размеров бывает?

      Она выскальзывает из моих рук и бежит к рюкзаку, но мать останавливает ее:

      – Стой, я сама достану, иначе ты всё тут перевернешь.

      Ройя протестует:

      – Я сама ему достану. Я же сбоку положила.

      Мать открывает рюкзак и дает ей в руки пачку печенья. Ройя подлетает ко мне и подносит печенье к моим глазам:

      – Смотри!

      Я переодеваюсь в форму цвета хаки. Мустафа говорит:

      – Братец, не забудешь мне привезти осколки?

      – Я ведь привозил тебе уже. Куда ты их дел?

      – Ребята все расхватали. И один учителю отдал.

      Мать места себе не находит. Суетится тут и там.

      Положила на поднос и двигает на нем зеркало, Коран, чашку с рисом, кружку, полную воды, стебелек цветка, вырванный из горшка. Я встаю, и она плачет. Поднимает поднос возле дверей. Нагнув голову, я прохожу под ним, а Ройя и Мустафа смотрят во все глаза. Поворачиваюсь и еще раз прохожу под подносом. Ройя стоит, вытянувшись в струнку, и вдруг начинает реветь. Я целую ее, а Мустафа смотрит исподлобья. И мне тоже спазмы сжимают горло. Мать ставит поднос на пол и бежит в комнату. Мы выходим во двор, и мать тоже спешит к нам, надев чадру. Я вскидываю рюкзак за спину, гляжу на Ройю, которая уткнула лицо в стену и рыдает. Сажусь перед ней на корточки, кладу ей руки на плечи, обнимаю ее. Она закрыла ручками лицо и плачет. Целую ее. Она трет глазки кулачками. Поднимаю ее и несу с собой к двери. Потом ставлю сестру на землю и обнимаю мать. Мать повторяет:

      – Письма… Письма не забывай – пожалей нас. Мать твою пожалей, этих детей пожалей, не убивай меня! Не забывай писать!

      Я выхожу из дома. За спиной у меня плач, рев и слезы. Шагаю вперед, а идти так тяжело, будто глину ногами месишь. Ноги тяжелые, словно свинец на них повешен. Но я ухожу и не оборачиваюсь. Спазм сжимает мне горло, душит меня.

      Ройя зовет меня, тогда я поворачиваюсь.