Вдоль по лезвию слов (сборник). Тим Скоренко

Единственная подземная станция-призрак Московского метрополитена. Мы нашли спуск через воздуховод с первой же попытки. Ориентировались на северный выход (я прочёл где-то, что с южной стороны станции – глухая стена, выход не планируется). Верёвка, просто верёвка – и мы тут. Ну, конечно, карабины, то есть не совсем уж бечева, а трос альпинистский. Станция мелкого заложения, всё легко.

      Идём по коридору. Майя радостно вскрикивает:

      – Крыса!

      Девушки обычно боятся крыс. Эта – не боится. Крыса, смешное пушистое существо, рассадник болезней, носитель бубонной чумы. Что тут страшного. По сравнению со свиным гриппом в Мексике – ничего.

      Голос Майи эхом проносится по коридору.

      – Тише, – говорит Ёрл.

      Он всего опасается. Он оглядывается по сторонам и иногда светит фонариком назад. Я его понимаю. Идти последним неприятно.

      Проход ведёт в нечто вроде тоннеля кабельной канализации.

      – Это было на фотках Скорохода, – говорит Даник.

      Было. Тут всё было на фотках Скорохода. Скороход спустился на станцию с цифровой зеркалкой и сделал всё, что нужно. Отличная фотосессия появилась в его Живом Журнале и на различных диггерских сайтах. Его фотографии пригодятся для ориентации на «Волоколамской». Я хочу найти что-нибудь такое, чего не нашёл он.

      Мы идём вперёд и неожиданно оказываемся в тоннеле с рельсами. Здесь горят фонари.

      – Интересно, это отвод или сейчас нас размажет? – спрашивает Ёрл флегматично.

      За «Волоколамской» расположен пошёрстный съезд, это не секрет. «Отвод» – неправильный термин. Пошёрстный съезд соединяет разнонаправленные участки пути.

      – Нормально, – говорю я. – Нам туда.

      Мы идём по путям и метров через тридцать попадаем в основной тоннель. Где-то далеко шумит поезд.

      Я оборачиваюсь.

      – Так. Мы пережидаем поезд – и бегом по тоннелю за мной. Придавить нас не придавит, но если машинист подсечёт, что тут кто-то шляется…

      – Понятно, – перебивает Даник.

      Поезд проносится мимо. Это обыкновенный состав из вагонов типа 717/714, ничего особенного. Самые крутые составы ходят по Филёвской линии. Там ещё можно встретить легендарные Е и Еж. Мне они нравятся больше, чем новые «Русичи». Старые вагоны пахнут тем, чем должно пахнуть метро, – уютом, полутьмой. Там нет промежуточных вагонов, поезда составлены из головных, правда, с некоторых сняты моторы.

      Поезд проходит.

      – Пошли!

      Мы выбегаем из боковой ветки и несёмся что есть мочи. По шпалам бежать довольно трудно. По станционным путям – проще, там есть углубление, чтобы случайно упавший на рельсы мог избежать поезда. Внутри тоннеля – просто шпалы, как на железной дороге.

      Впереди – огни станции. Я прижимаюсь к левой стене и по железной лесенке взлетаю на платформу.

      Больше всего я опасаюсь, что Майя споткнётся. Но всё в порядке.

      Я иду и осматриваюсь. «Волоколамская» никогда не работала. От наземной «Первомайской» на Арбатско-Покровской линии осталась лепнина под крышей депо и два характерных въезда для поездов. На