Вдоль по лезвию слов (сборник). Тим Скоренко

волнуется, потеет. Мне, впрочем, неважно. Сейчас он будет щёлкать переключателями, бормотать что-то неразборчивое, ругаться, потом придёт мама, примется его успокаивать, обнимет за плечи, отведёт в дом, накормит…

      – Да всё же должно работать! Всё должно!.. Вот, вот здесь, чёрт! – закоротило! Чёрт! Она должна вынырнуть!

      Я не понимаю, кто и откуда должен вынырнуть. Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу.

      – Есть!!! – торжествующий крик.

      Я оборачиваюсь на всякий случай.

      У Харпера в руке что-то омерзительно чёрное и обгорелое.

      Я похожу поближе. Это трупик мыши, обугленный, гадкий. Харпер держит его за хвост.

      – Расцелуй его, – спокойно говорю я.

      Он не обращает внимания. Он подносит труп к самому моему носу, я отшатываюсь.

      – Ты понимаешь, что я сделал? – кричит он. – Она из прошлого! Я перенёс её! Я немного ошибся с настройками, и её растянуло по времени, убило, но это неважно! Она вынырнула! Следующий опыт будет удачным! Сейчас, пять минут!

      Он исчезает в недрах сарая.

      Я выхожу на улицу.

      Сколько в мире безумцев, и одним из них обязательно должен был оказаться мой брат.

      – Харп! – Это мать, она зовёт его. Он, конечно, не слышит.

      – Он занят, – говорю я, – мышей убивает.

      Она качает головой, сходит с крыльца и идёт к сараю. Я направляюсь в дом.

      Господи, как хорошо в тишине. Моя комната благоухает цветами, потому что её окно выходит прямо в сад. Окно всегда распахнуто. Я протягиваю руки через подоконник и дотрагиваюсь до яркого бутона розы, огромной, на толстом шиповатом стебле. Я царапаю руку о шип, но это неважно, потому что это малая жертва за такой потрясающий запах.

      Здесь всё сделано моими руками. Вся эта красота, эти цвета и запахи, эта безупречная палитра, всё это – моих рук дело. Моих. И никто мне не помогал.

      Снаружи снова рёв Харпера.

      – Всем сюда! Сейчас оно произойдёт!

      Я не хочу никуда идти. В комнату заглядывает Рэйчел.

      – Пошли, удели ему пару минут, он на весь день отстанет.

      Я отталкиваюсь от подоконника и иду за сестричкой. Она меня понимает. Она любит мой сад. Она, верно, единственный человек во всём этом грёбаном доме, который понимает меня хоть чуть-чуть. Впрочем, я всё равно не допускаю её к работе в саду. Это моя вотчина.

      В сарае уже все. Мать, Рэйчел, дядюшка Гаспар, соседские пострелята Билли и Вилли. И отец. Он так редко выходит из кабинета, что я начинаю забывать, как он выглядит. Он ест в кабинете и, по-моему, спит в кабинете. Зато его аналитические статьи печатает The Times. И другие газеты. Раз в неделю он едет в город за книгами. Возвращается и начинает писать. И снова шесть дней его никто не видит.

      Если пришёл даже отец, значит, Харпер достал всех основательно.

      У Харпера торжественное лицо. Он даже обтёр его какой-то тряпкой, потому что следов сажи не видно. Он провозглашает:

      – Сейчас вы станете свидетелями второго в истории человечества и первого удачного путешествия во времени! Это мышь!

      Он достаёт белый комочек из клетки.

      – Белая