Наука любви. Публий Овидий Назон

образованна ты, так нравишься мне воспитаньем;

      Не учена ничему – так простотою мила.

      И Каллимаха стихи для иной пред моими топорны, —

      ²⁰ Нравятся, значит, мои, – нравится мне и она.

      Та же и песни мои, и меня, стихотворца, порочит,

      Хоть и порочит, хочу ей запрокинуть бедро.

      Эта походкой пленит, а эта пряма, неподвижна,

      Гибкою станет она, ласку мужскую познав.

      ²⁵ Сладко иная поет, и льется легко ее голос,

      Хочется мне поцелуй и у певицы сорвать.

      Эта умелым перстом пробегает по жалобным струнам, —

      Можно ли не полюбить этих искуснейших рук?

      Эта в движенье пленит, разводит размеренно руки,

      ³⁰ Мягко умеет и в такт юное тело сгибать.

      Что обо мне говорить – я пылаю от всякой причины, —

      Тут Ипполита возьми: станет Приапом и он.

      Ты меня ростом пленишь: героиням древним подобна, —

      Длинная, можешь собой целое ложе занять.

      ³⁵ Эта желанна мне тем, что мала: прельстительны обе.

      Рослая, низкая – все будят желанья мои.

      Эта не прибрана? Что ж, нарядившись, прекраснее станет.

      Та разодета: вполне может себя показать.

      Белая нравится мне, золотистая нравится кожа;

      ⁴⁰ Cмуглой Венерой и той я увлекаюсь подчас.

      Темных ли пряди кудрей к белоснежной шее прильнули:

      Славою Леды была черных волос красота.

      Светлы они? – но шафраном кудрей Аврора прельщает…

      В мифах всегда для меня нужный найдется пример.

      ⁴⁵ Юный я возраст ценю, но тронут и более зрелым:

      Эта красою милей, та подкупает умом…

      Словом, какую ни взять из женщин, хвалимых в столице,

      Все привлекают меня, всех я добиться хочу!

      VI

      Днесь попугай-говорун, с Востока, из Индии родом,

      Умер… Идите толпой, птицы, его хоронить.

      В грудь, благочестья полны, пернатые, крыльями бейте,

      Щечки царапайте в кровь твердым кривым коготком!

      ⁵ Перья взъерошьте свои; как волосы, в горе их рвите;

      Сами пойте взамен траурной длинной трубы.

      Что, Филомела, пенять на злодейство фракийца-тирана?

      Много уж лет утекло, жалобе смолкнуть пора.

      Лучше горюй и стенай о кончине столь редкостной птицы!

      ¹⁰ Пусть глубоко ты скорбишь, – это давнишняя скорбь.

      Все вы, которым дано по струям воздушным носиться,

      Плачьте! – и первая ты, горлинка: друг он тебе.

      Рядом вы прожили жизнь в неизменном взаимном согласье,

      Ваша осталась по гроб долгая верность крепка.

      ¹⁵ Чем молодой был фокидец Пилад для аргосца Ореста,

      Тем же была, попугай, горлинка в жизни твоей.

      Что твоя верность, увы? Что редкая перьев окраска,

      Голос, который умел всяческий звук перенять?

      То, что, едва подарен, ты моей госпоже полюбился?

      ²⁰ Cлава пернатых, и ты все-таки мертвый лежишь…

      Перьями крыльев затмить ты хрупкие мог изумруды,

      Клюва пунцового цвет желтый шафран оттенял.

      Не