Иван Мошкин, атаман Каторжной. Вода, огонь и Медные трубы. Сергей Юрьевич Соловьев

надеялась, что Ивану такая наволочка понравится. Вся ведь в иноземных цветах получилась, такие она всегда по сказкам себе представляла. И вот, пока она споро работала иглами, раздался стук в дверь, и вошёл отец.

      – День добрый, доченька. С радостью тебя, к нам гость дорогой припожаловал- сам Кондрат Степанович нам честь оказал. Твоей руки просит.

      – Так я не хочу, – резко ответила дочь отцу.

      – Достойный человек, давно в большой чести в Туле, в гостиной сотне состоит. Лучше и быть не может.

      – Не пойду за него, – и Елена даже не отложила шитьё, лишь повернула к отцу голову, – в монастырь пойду, а женой этого Кондрата не стану.

      – Обещался я за тебя, доченька, – говорил купец проникновенно, почти ласково.

      – Вольно вам было меня обещать, словно я вещь какая, – и она вскочила с кресла, – не пойду… – тихо сказала Елена.

      – А я обещал! – и, осерчав, ударил кулаком по столу, – моё слово твёрдо!

      – А я , как бог свят, утоплюсь! Ничего, и один проживёшь! – и Елена ударилась в слёзы.

      Девушка не просто плакала, она стала просто трястись в судорогах, отец просто испугался, и выбежал из горницы. Навстречу шёл услышавший крики в доме напуганный Гаврила.

      – Выпроводи Кондрата Степановича. Извинись за меня, поклонись пониже, но выпроводи. Не объясняй ничего.

      – Понял, Фёдор Романович, – и толковый приказчик исчез.

      Купец же добежал до кухни, где Лукерья помогала готовить званый ужин. Старушка умела проверяла горшки в печи, готово ли томленое мясо, каши доспели.

      – Бабушка, пошли со мной, – просил Фёдор, – совсем всё худо сделалось.

      – Сейчас, милый. Доделаю… Щи-то запоздают???– и продолжала быстро нарезать капусту.

      – Прасковья доделает… Дело к тебе, поспешай, бабушка… – купец так и стоял рядом, не зная, куда спрятать руки.

      Они вышли из подклети, стали подниматься, но Фёдор не просто шёл, а будто цеплялся за перила лестницы. Ноги у него сделались словно ватными, и не слушались его. Хозяин дома осторожно приоткрыл покои Елены, и взглянул внутрь из-за двери. С девушкой всё также было плохо, она ледала на ковре. Лукерья проскользнула внутрь, и укоризненно прошептала:

      – Эх, батюшка… Будто дочерей у тебя с десяток…

      – Успокой её, видишь, плохи дела, – прошептал испуганный отец, – сделай что ты там умеешь, старая ведьма, – начал злиться купец, – травы вам всякие, ешё чего… Делай что хочешь, лишь бы выздоровела!

      – Иди, я с Алёнушкой останусь, не беспокойся, – не повышая голоса ответила ведунья.

      Фёдор опять сник, и осторожно, стараясь не шуметь, вышел из девичьей, и прикрыл дверь за собой.

      Сорвавшееся венчание

      Прошло Рождество, Крещение, начался Великий пост. Иван да Елена могли видеться только в самой церкви или перекинуться словом после службы в храме, не раньше чем их отцы могли наговориться. Эти свидания скорее были не счастьем, а испытанием, на глазах других перекинуться парой слов, что бы подозрительный купец не догадался о тайной переписке своей дочери