Маскарад тоскующих острот. Михаил Берман

Потом ощущение, что он живой, пропало, и он заговорил. Даже не заговорил, а стал повторять одну и ту же фразу, причем очень раздраженно: «Мне надоело!» Он говорил и говорил одно и тоже, пока я его не спросил: «А что именно?», тогда он объяснил: «Мне надоело, что считают, будто душевнобольные люди берут мой псевдоним. Почему так считаю те, которые не считаются душевнобольными?» Я сказал: «Я не знаю как считают по этому поводу не считающиеся душевнобольными», он сказал: «Жаль» и исчез.

      – Подумайте сами, Эмби, меня зовут доктор Наполеон, а я ведь не душевнобольная.

      – Конечно, вы вообще лечите душевнобольных. Вы их спасаете от самих себя. Знаете, как будто я пою песню-надежду «Спасите меня от самого себя!» [10], и тут мой ангел-хранитель посылает мне вас, доктор Наполеон, и вы делаете все возможное, чтобы вызволить меня из беды.

      – Большое вам спасибо за ваши искренние комплименты. Я очень тронута.

      – Вы прекрасный психиатр, вы восхитительный специалист. Вы знаете, до встречи с вами я считал, что люди по-настоящему относятся хорошо к другим существам в трех случаях: если это они сами, если это их самки или самцы и если это их клоны.

      – Кто такие клоны, Эмби?

      – Их дети. А после того как вы поработали со мной, вы мне открыли глаза на мир, я увидел, что люди во многом подобны богам – они мудры и прекрасны.

      – Мне кажется, вы слегка преувеличиваете, Эмби. Люди разные, среди них, конечно, немало добрых, но также встречаются и недобрые.

      – Но только не среди музыкантов. Они все такие милые, чудесные.

      – Нет, музыканты тоже разные, среди них немало добрых, но также и недобрых. Например, старая неплохая группа ABBA – три блондинки и шатенка.

      – Нет, – поправил Эмби. – Двое мужчин и две женщины.

      – Пусть так, – не особо доверяя Эмби, сказала доктор Наполеон. – Казалось бы, у них чудные песни, а вот «Ватерлоо» мне не по душе.

      – Да, редко, когда у одной группы все песни хороши…

      Вдруг с улицы донеслось:

      – Нирвана – это один из ликов маразма. А сколько ликов у маразма? Кто мне может ответить на мой вопрос? Кто? Хотя, может, достаточно посмотреть вокруг, взглянуть в лица здешние-местные, – крикнул скандально известный Мунк, и тема в беседе доктора Наполеона и Эмби сразу сменилась.

      – Действительно, сколько ликов у маразма, доктор? Или поиск смысла в только что услышанном нами подобен поиску капитана Немо на дне морском, ибо он никогда там не обитал по той простой причине, что с рождения и до смерти являлся героем романа Жюль Верна и больше ничего?

      – Может быть, и так. Но не стоит забывать, что не все дно океана еще исследовано. И в мире столько нераскрытых тайн. Мир прекрасен!

      – Да, да, вы правы. Я очень люблю, когда вы мне рассказываете о мире, о том, что не любить мир невозможно. Есть прекрасная песня по поводу мира и восприятия мира таким, каков он есть: «Я люблю этот звездный мир, Хоть его и не понять» [11].

      – Правильно. Полностью постигнуть мир невозможно.

      – Как невозможно и не любить его.

      – А