Петр Великий, голландский. Самозванец на троне. Сергей Юрьевич Соловьев

Ладно, на нас Лопухин Фёдор смотрит, я лучше за стол сяду!

      Фёдор Юрьевич поглядел и на своих сыновей, беседующих с сыном Бориса Алексеевича. Хорошие детки получились у него с толковые. Он был требовательным, но очнь заботливым отцом. И не пустил сыновей в Великое Посольство. А учиться желал послать их обоих в Венецию, науки познавать. Хотя, конечно, лучше всего в Рим, в Великий Город. Сам мечтал там побывать, и любил рассматривать гравюры с видами Рима.

      Кравчие разлили вино по бокалам, начиная пир. Правда, подавали угощение у Ромодановского на серебре, и русские кушанья. Не признавал князь- кесарь непривычных иноземных блюд.

      Почти до вечера уж тянулся пир, гости были веселы, сыты да пьяны . Но никто не болтал о важном, лишь о псовой охоте велись разговоры. Фёдор Юрьевич всё надеялся, что хоть кто- то по пьяному делу проговорится о заговоре, кто стрельцам серебро давал, да грамотки там всякие посылал.

      Ромодановский потянулся серебряной вилочкой за солёным груздочком, задумчиво захрустел вкусной закуской. Но тут в двери возникло лицо Сеньки- спальника в двери. Корчил подлец, рожи, привлекал внимание. Помнил, что обещался боярин его выпороть, если он, бесовская душа, на пиру появится под очи знатных гостей.

      Фёдор Юрьевич встал с неохотой с своего места, и явил себя перед холопом.

      – Чего Сенька, плетей захотел? Не видишь, дело важное! – загрохотал он своим голосом.

      – Так дело наиважнейшее, батюшка, – тихо проговорил спальник, и влто ростом ниже стал, – сам так говорил, что в любое время лня и ночи…

      – Ну, чего? – пробормотал боярин, – быстрее только…

      – Твк быстро я… Стрельцы силой в четыре полка подошли к Новодевичьему монастырю....

      – Так.. И кто ведёт эту силу?

      – Не знаю, хоть убей, – и холоп истово перекрестился.

      – Пошли кого упредить Автомона Головина да Патрика Гордона. Пусть поднимают четыре наших полка, потешных, Лефортов и Бутырский.

      – Всё исполню, не беспокойся! Мигом гонец обернётся.

      – Стой, не дури, Сенька… Бумагу мне и чернила!

      Тут Ромодановский сочинил грамотку, запечатал своей печатьюи уже тогда снарядил и гонца.

      Все собирались расходится, но Фёдор Юрьевич кивнул Борису Алексеевичу. Тот всё понял. Тем временем хозяин дома проводил гостей, а Голицына спальник Сенька провёл в светёлку, а по новому- в кабинет Ромодановского.

      Гость с любопытством посмотрел на картины и гравюры на стенах, на шар земной, исполненный голландским мастером ван Меером, на книжный шкафчик, с книгами на латинском.

      – Что, Борис Алексеевич, любуешься на моё богатство? – с ходу начал разговор Ромодановский.

      – Неплохая, толковая библиотека. Всё на латыни.

      – Так на русском, почитай, ничего и не издано. Мы с тобой делом не занимаемся.

      – Так то так, – и Голицын погрустнел взглядом, – и от Европы в таком деле отстаём…

      – И вот ещё… Стрельцы на Москву идут, да ополчение собирают. Дела плохи. Сил наших