Петр Великий, голландский. Самозванец на троне. Сергей Юрьевич Соловьев

Василий, собирайся в дорогу! Есть указ, вам спешно на границу всем идти!

      – Хорошо. Сейчас, оденусь. Чего людей с утра пугать? Марфа, ты узелок собери…

      – Боже мой…Сейчас я…Подождите! – истошно крикнула женшина.

      И дети проснулись, бабка Авдотья встала с печи, и кинулась помогать снаряжать сына в поход. Женщина откинула крышку сундука, достала пару нательных руа и штанов, тёплые рукавицы. Марфа тем временем положила в мешок пару караваев хлеба, мешочек с сухарями, крупы, соль, котелок и жестяную походную кружку и деревянную ложку.

      – Тятенька, тятенька! – заголосили на разные голоса оба сына, Митька и Пашка, и дочь Василиса.

      Стрелец присел, и по очереди обнял и расцеловал каждого. Дочка заплакала, утирая слёзы ладошкой.

      – Ничего, скоро вернусь, не плачь, маленькая…А вы, Митька да Пашка, за мужиков дома остаётесь. Справитесь ведь?

      – А то… Не маленький уж, – серьёзно произнёс двенадцатилетний Митька.

      – Не волнуйся, управимся, – поддержал его Пашка, погодок брата.

      – Ну, на вас только и надеюсь, – и по очереди обнял сыновей.

      Мешок походный был готов, стрелец поставил фузею у порога, присел на скамью.

      – И то, надо посидеть на дорожку, – громко согласилась бабка Авдотья.

      Затем взяла икону, и благословила сына на дальнюю дорогу. Тот перекрестился, отпер дверь и вышел во двор. Здесь стояли трое семёновцев с сержантом, при фузеях и шпагах.

      – Иди, поспешай стрелец, ваши у церкви собираются, – пробурчал стрелец.

      – Не с вашими солдатами мы у азовского бастиона под пулями стояли? – спросил тот в ответ.

      – Было такое,– усмехнулся бравый усач, – ну, поспешай…

      – Васенька! – и на шею мужу кинулась жена, – береги сея в дороге, не простужайся!

      – Всё хорошо будет, Марфа! Пора мне идти… За детьми приглядывай! Бог вам всем в помощь!

      И Василий Тьма пошёл по улице. Рядом с церковью собирались другие стрельцы, товарищи и друзья, тоже с фузеями на плечах и с мешками со спиной. Ну а Семёновцы,, с примкнутыми багинетами у фузей стояли наготове, словно караул у каторжников. Верхом, на конях, были генерал Аатомон Головин и боярин Иван Троекуров. Оа были ралы- радёшентки, что всё обошлось без кровиши, в Великий Пост. Выборные посланцы четырёх полков покидали Белокаменную.

      Мятеж стрельцов

      Пытался Фёдор Юрьевич делать многое на новый манир. Знал боярин, что в войну с поляками многого насмотрелись служивые люди Польше. Войска государя стояли в Вильно не один год, и царёвы войска вошли в польские крепости. И тут русские дворяне увидели, как в Европе пиры задают, и с обычаем благородным ознакомились. И с дуэлями, театрами да танцами. И у него пара картин имелась, какие батюшка из Полоцка привёз… Смотреть на эти парсуны было срамно, право слово… Знал правда, что такие и у Головина, и в Голицыных, охальников известных, имелись. Патриарх стыдил, конечно, да ведь не прилюдно же были те увещевания. Ну и другое… Всё о себе стали мыслить высоко, дескать отчего Понятовским, Сапегам