Пути-дороги. Сергей Калабухин

и чёрным снегом по обочинам шоссе яркий солнечный свет в восемь вечера казался нереальным, возникало ощущение какой-то светлой невесомости и одновременно какого-то успокаивающего беспокойства, так бывает, когда хочешь вспомнить что-то очень важное, связанное с глубинным смыслом жизни и никак не можешь.

      Но стоило перевести взгляд на землю, и светлое чувство пропадало. Всё обозримое пространство за окном было усеяно рваными клочьями бумаги, разломанными ящиками, битым бутылочным стеклом, пробками и прочим мусором. У рынка, сданного в эксплуатацию и вступившего, как и всё многострадальное отечество, в рыночные отношения, недоставало средств на дворников. Рынок планировался под изобилие сельскохозяйственной продукции, городские власти имели неосторожность поверить государственным мужам, которые клялись, что освобождённый от совхозных пут российский фермер завалит рынок мясом, овощами, коровьим и птичьим молоком. Фермер ни с птичьим, ни с коровьим, ни даже с козьим молоком на рынок не явился. Фермеру было не до рынка, собственную шкуру бы спасти. Вместо баснословного дохода рынок, как и всё прочее, стал приносить в городскую казну одни убытки. За отсутствием производителей городские власти пустили на рынок спекулянтов. И мёртвый рынок вместе с прилегающей к нему огромной территорией, как по мановению волшебной палочки, ожил. Откуда что взялось: от марсианских ковров до тульских пистолетов! Такую продукцию, однако, покупатель каждый день не ел, рынок загружался лишь по субботам и воскресеньям, поэтому на дворников вырученных денег не хватало.

      Ветер разносил бумажные клочья во все стороны, вынуждая дворников расположенных поблизости домов прибегать к нелитературным выражениям. Одну из берёзок под окном у Левенцова раздавил автомобиль, та же участь была уготована и остальным берёзкам, мест для стоянки автомашин возле рынка не хватало, водители ставили их впритык друг к другу у домов. Под окнами справляли малую нужду. Лучше было не смотреть в окно воскресным вечером.

      Левенцов пошёл к Татищеву, тот ругался с телевизором.

      – Нет, ты посмотри, что творится на телевидении: дикторы все вдруг стали картавые, шепелявые, сопящие и заикающиеся! А ведущие многих программ просто не умеют коротко и ясно излагать свои мысли, а тем более чужие.

      – А ты не слушай, Глеб. И газеты не читай. Чтобы настроение себе испортить, денег на газеты не надо тратить, достаточно вон взглянуть через дорогу.

      – А как они измываются над русским языком! – не унимался Татищев. – Точно младенцев кашей, кормят этими своими акциями, приватизациями, западными цивилизациями! Когда хозрасчётами, починами, подрядами кормили, и то не так противно было. От одной дури ушли, в другую кинулись. Ага. Тогда для партократов счастливое будущее строили, теперь для бизнесменов. Тьфу, слово-то какое мерзкое: «бизнесме-ен!» Ещё одно мне уж больно нравится, как его… А, во: «менеджмент», язык сломаешь. Ведь есть же русское слово: «управление»,