Развеянные чары. Ло Гуаньчжун

а наверху было совсем тихо. Пришлось возвращаться к себе и опять укладываться. Но сон не шел, и даос то и дело вскакивал и выглядывал во двор – словом, метался, как муравей на крышке кипящего котла. Прибежав на кухню, он позвал повара и велел ему готовить завтрак и греть воду для умывания, а Косому даос приказал зарезать и подать к столу единственного петуха, которого держали в храме вместо часов.

      Косой сразу же догадался о намерениях наставника и исполнил все быстро и без возражений.

      Увидев зарезанного петуха, старый повар, еще не успевший окончательно проснуться, рассеянно пробормотал:

      – Ох, Амитоба! И зачем только живую тварь погубили? Кто же теперь нам будет возвещать рассвет?

      – Незачем тебе рассвет возвещать, – засмеялся Косой. – Ты и так встаешь с петухами.

      А в это время проснувшаяся старуха совещалась в верхней комнате с дочерью.

      – Много дней прошло с тех пор, как мы ушли из дому, а прошли самую малость. И все из-за твоего братца. Отдать бы его в ученики к даосу, да и оставить здесь, а уж мы бы с тобой дальше двинулись. Может, удастся найти хорошего наставника, тогда и у нас будет место, где жить и куда вызвать братца.

      Старуха позвала наверх сына и рассказала о своих планах. Хромой Цзо, пуще смерти не любивший ходить пешком, обрадовался, словно раб, получивший вольную.

      В это время внизу послышался кашель.

      – Тетушка, вы уже встали? Я сейчас прикажу принести вам воду для умывания.

      Старуха узнала голос даоса Цзя и ответила:

      – Не утруждайте себя, мой сын сам принесет.

      Хромой стал спускаться вниз, но на лестнице столкнулся с Косым, который уже нес воду. Хромой взял у него кувшин и отнес наверх. После того как мать с дочерью наспех умылись и причесались, к ним поднялся сам даос Цзя.

      Даос поклонился старухе и осведомился:

      – Как спалось, тетушка?

      – Хорошо, премного вам благодарны, – отвечала старуха.

      При первом же взгляде на Мэйэр даос затрепетал: свежая и отдохнувшая после сна, она казалась ему небесной феей из грота Персикового источника, юной красавицей из Небесного дворца. Даос ощутил досаду, что не может тут же овладеть красавицей. С трудом себя сдерживая, он обратился к старухе:

      – Позвольте узнать ваш почтенный возраст, тетушка, а также возраст барышни?

      – Мне уже шестьдесят, – отвечала старуха, – а дочке недавно исполнилось девятнадцать.

      – Стало быть, она родилась, когда вам было сорок два года?

      – Точно так, – подтвердила старуха.

      – А сколько лет вашему сыну? – продолжал расспрашивать даос. – И почему он хромает?

      – Ему двадцать три года, ногу он повредил еще в детстве, упал во время игры. А сейчас и сам не может быстро ходить, и нас задерживает.

      – Это верно, ходить трудно – особенно по снегу, – согласился даос. – Вон вчера его сколько навалило! Пока растает да земля просохнет, смотришь, дней пять пройдет, не меньше. А если брату тяжело сейчас идти, поживите пока у нас, отдохните.

      – Я хотела бы кое о чем вас попросить, но не знаю, как начать, – замялась старуха.

      – Если что нужно, говорите прямо, – подбодрил