Последний замысел Хэа. Андрей Жолуд

мне, плохо! Отравил меня бегун страшным ядом. И поделом – нельзя брать чужое. О-о-о-о! Как же мне хочется жить, увидеть братьев, увидеть сестёр, ещё хотя бы разок. Но, увы, мне умирать". Тут он упал, дёрнул лапками, раз, другой, и затих.

      – М-м-м… – промычал Шептун, шевеля губами, – так, значит, ты его отравил? Чтобы я съел отравленного саммаку?!

      Затрясся бегун, запричитал.

      Но жизнь дорога, и стремглав бросился прочь.

      Шептун посмотрел с отвращением на лежащее тело, надул свои пухлые губы, и скрылся.

      А саммака встал, как ни в чём не бывало, и так же, вразвалочку пошёл к своей стае. Там получил обнимашки и успокоился.

      Но только с тех пор ненавидит бегун саммаку, и если встретит, то обязательно погонится.

      Бесполезный закрыл глаза и стал вспоминать.

      Он вспомнил, как в детстве любил приманивать саммак, как приносил к полю тянучек добычу – пару пойманных брум или пыхчика, которого, играючи, подрал плащеносец. Плащеносцы пыхчиков не едят, но покалечить могут. А вот саммаки не брезгуют.

      Как же стучало сердце, когда он слышал шуршание, и из тянучек, вразвалочку, выходил саммака. Позевывая круглым широким ртом и высовывая шершавый язык. Саммаки не пугались людей, как и равнинные ангелы, да, впрочем, и большинство зримых душ. Но и тут они были особенными – разрешали гладить по зеленой бугристой спине, ложились на спину, протягивая лапки, чтобы ты их пожмякал, но убегали, как только переходил границы дозволенного – а где эти границы, каждая саммака решала по-своему.

      Хотя вот в неволе, несмотря на мягкий характер, саммаки не жили. Плащеносцы жили, а эти нет.

      Парень захлопнул книгу.

      Невинный возился с моделью какого-то странного механизма. Как он работает и для каких целей служит, Мутный не знал. Предположения возникали разные, но напрямую спросить у сожителя он не решался. Искатели – люди особые, сказал себе парень.

      И вышел во двор.

      Прогуляться вдоль речки, привести мысли в порядок, и, может, что-нибудь вспомнить. Что-то ещё.

      То, что память наконец возвращалась – дело хорошее, он хотел, чтобы память вернулась. Но боялся. Новых открытий. Боялся того, что неожиданно вспомнит что-то особое, важное, неотложное, что-то такое, что тут же изменит жизнь. Или заставит уйти. Так после тяжёлой попойки вспоминаешь её подробности, которые проявляются голове. Медленно и с издёвкой.

      Кроны деревьев смыкались над речкой, цветы, красные, зеленые, синие освещали бегущие воды, огнетелки, словно желтые огоньки, проносились то тут, то там, добавляя света, и он удивлялся – почему не все селения строят вдоль речек, почему обязательно по краю зримого Леса. Ведь один только вид беззаботно текущей воды лечит лучше любого знахаря. Или лекаря. Членов лечащей гильдии называли и так и так.

      Он присел над водой и веточкой полуводный тянучки попытался коснуться дна. Это не получилось – веточка тут же погнулась. Слишком быстрые воды в Прихолмье. В Длиннолесье реки спокойнее.

      Опять Длиннолесье. Да, он, похоже, скучает.

      Оглядевшись, парень заметил, как кто-то идет. Не заметить