Хмель. Алексей Черкасов

к апостолам, сказал, чтобы они не забыли: Ефимия отреклась от Мокея. По своей воле, без пытки.

      – Благостно, благостно! – И, помолчав, старец спросил: – Али те барин приглянулся?

      Ефимия не сразу ответила.

      – Сказывай!

      – Мокей не муж мне, сами знаете. Не по моей воле взял меня, не по моей воле держал меня.

      – Такоже.

      – В Писании сказано: Господь создал Еву из ребра Адамова и она стала его женой. Так и всякая жена – из ребра мужа своего. Разве из Мокеева ребра Господь создал меня?

      Филарет подпрыгнул на чурке:

      – Еретичка ты! Ишь что умыслила. Чтоб из Мокеева ребра да экая блудница вышла! Еретичка! – И ткнул посохом Ефимию в плечо.

      Ефимия ойкнула, закусила губы. На кофте появилась кровь.

      – Зрите, зрите, апостолы! Кровь-то у ведьмы черная.

      На холостяной коричневой кофте да при свете свечей увидеть красную кровь было бы мудрено, но апостолы обрадовались: у ведьмы черная кровь – суд праведный.

      – Сорвите с ведьмы хламье, чтоб поганое тело на суд вышло!

      Расторопный Ксенофонт с бесноватым Андреем и безъязыким глухим Ионой накинулись, как черные коршуны, на Ефимию и рвали одежду руками.

      – Такоже. Такоже, – умилялся Филарет, стукая в земляной пол посохом.

      Наконец сорвана исподняя рубашка, и Ефимия предстала нагая. Веревки впились в ее тело, но она не чувствовала боли.

      – Не стыдно вам, старцы? – Глаза Ефимии округлились и дико уставились в лицо Филарета, наливаясь смертельной ненавистью. – Вы не праведники, а собаки нечистые! Собаки! Собаки грязные, кровожадные! – Ефимия плюнула Филарету в лицо, тот подпрыгнул и ударил посохом, но промахнулся: железный наконечник посоха увяз в бревне возле шеи Ефимии. Чуть-чуть, и Ефимия отмучилась бы.

      – Кляп, кляп заткните! – рыкнул Филарет, вытаскивая посох.

      Апостолы подхватили с полу рванье и, как Ефимия не увертывалась, выкрикивая, что Филарет сатана, искуситель, дьявол нечистый, заткнули рот.

      По телу Ефимии от плеча текла кровь.

      Опьяненный зрелищем пытки, Филарет не обратил внимания на апостола Калистрата, которому вчера пообещал посох и крест золотой.

IX

      Калистрат ни единым словом не очернил Ефимию. Ни вчера, ни сегодня. Похожий на патриарха Никона, с черной окладистой бородою в проседь, лобастый, вкусивший сладость престольных угощений в академии, одетый во власяницу из верблюжьего волоса, с кожаным поясом на чреслах, он лихорадочно думал, как бы ему самому избавиться от казни и пытки и в то же время завладеть посохом и золотым четырехфунтовым крестом Филарета. Без креста и посоха не жить ему – убьют. По первому знаку старца – каюк. Бежать разве? Если бы он знал, что угодит в ловушку! Грешен, подбивал пустынников, тайно сговаривался с Юсковыми, и вот кто-то предал. Кто же? Не Юсковы же! Лука разве? Верижник паскудный! Не должно. Кто же?

      «Погибель будет мне, погибель! – стонал Калистрат, глядя на Ефимию. –