Хмель. Алексей Черкасов

течение воды. – Вопи, вопи, ехидна! Андрей, плесни воды в лицо.

      От кружки холодной воды Ефимия очнулась.

      – Батюшка… батюшка… – прерывисто заговорила она. – Твой сын… Мокей… муж мой… пять годов…

      – Не муж, не муж! Опеленала ты его, ведьма, сатанинскими чарами, да и в искус ввела. Грех свой Мокей искупит, Бог даст. Покаяньем, раденьем.

      – Искупит, искупит! – отозвались Ксенофонт, Тимофей и Андрей.

      Калистрат по-прежнему молчал.

      – Оглаголь апостола, ехидна! – требовал Филарет. – На судное моленье выставим. Оглаголь!

      Ефимия глубоко вздохнула:

      – Не будет того, не будет! Судные моленья – сатанинский вертеп, не Божеский. И ты… ты – сатано!

      – Жги ее, жги, Андрей.

      Клюшка прильнула ко второй груди Ефимии…

      – Вопи, вопи!..

      – Сатано ты, сатано! Сынок у меня… Веденей… Я его народила. Я ему все поведала про твою любовь, сатано!.. Как вырастет, проклянет кости твои сатанинские!.. Не будет тебе спасения и на том свете!.. Черви тебя будут точить!.. Проклинать тебя будут живые и мертвые!.. Сатано-о-о! Веденейка, сынок мой, прокляни его до седьмого колена!..

      Филарет подскочил на чурке, сел, опять вскочил и посох выронил из рук. Сам о том не раз думал! Изничтожишь еретичку, а Змей Горыныч под боком силу наберет, а потом ядовитое жало пустит в крепость старой веры.

      Мысли ворочались злые, беспощадные, жесточайшие.

      – Праведники! – Филарет глянул на апостолов. – Али не слышите вопль ведьмы? Змеищу изничтожим, сиречь еретичку, а змей подрастать будет, когти точить будет. Каково житие будет для всех праведников? Спомните, как змееныши Кондратия плевались на судном спросе! Пожгли тех змеенышей. Каково – змей вырастет? Каково?!

      – Погибель, погибель будет!

      – Сказывайте волю Исусову. – Филарет поднял крест.

      Ксенофонт поцеловал крест.

      – Удушить змееныша, покуда не вырос змей.

      – Исус глаголет твоими устами, благостный Ксенофонт, – помолился Филарет. – Ступай ты, Тимофей, и… – Филарет запнулся, обвел взглядом апостолов и остановился на пунцовом, потном лице Калистрата. – И ты, Калистратушка. Несите парнишку ведьмы. Да тихо штоб. Марфу Ларивонову со чадами не пугайте. Тихо штоб. Благостью чадо возьмите. У избы моей чадо крепше повяжите и уста такоже, чтоб не испускал вопля. Пусть душа чада в рай Господний уйдет без вопля, а не в геенну со еретичкой. Аминь.

      Ефимия слушала и плохо соображала. Рассудок будто отшибло. Наконец дошло до ее сознания:

      – Ба-а-тюшка-а-а!.. Сыно-о-очка-а-а… помилуйте!..

      Филарет обрадовался:

      – Вопль, вопль исторгся! Слышите, праведники, как Сатано из чрева еретички возопил? Жутко ему, Сатане, в теле нечестивки. Ужо не так возопит. Не так!

      Калистрат вынул перекладину из скоб, открыл дверь и первым вышел через маленькие сенцы на улицу. Хватанул воздуха как манны небесной. В ушах звенело, будто пели купеческие колокольцы на Невском проспекте.

      Первая