Хмель. Алексей Черкасов

выждал (не первый судный спрос!), когда Ефимия наберет воздух ртом.

      – Глаголь, ведьма, пред святыми угодниками, пред образом Спасителя сущую правду, – начал Филарет. – Ежли будешь таить правду, язык вытянем щипцами и тело твое поганое жечь будем. Аминь.

      Лицо Ефимии за сутки до того побледнело и обескровело, что выделялось белым пятном на фоне прокоптелых круглых бревен.

      «Помоги ему, Богородица Пречистая», – тайно молилась Ефимия во спасение Лопарева. Про себя не думала – смерть сидела перед глазами: шестиглавая, двенадцатиглазая, пятиязыкая, неотвратимая, как рок. Знала, с такого тайного спроса не уходят в жизнь. Только на смерть.

      Молила Богородицу за малого сына, за Лопарева – возлюбленного, какого Бог послал на один час жизни. Двадцать пять лет прожила на белом свете и только один час радость любви пережила. Не много же дано Богом человеку!..

      – Сказывай пречистым апостолам, какие вершат Господний спрос и суд, какой тайный сговор умыслили еретики Юсковы: Данило, Третьяк, Микула, Михайла и все ихо становище. Сказывай.

      Если бы могла, Ефимия плюнула бы в лицо Филарету.

      – Сказывай! – рыкнул Филарет и стукнул кулаком по столу. – Али запамятовала, еретичка, как совратила святого Амвросия Лексинского? Забыла, как околдовала сына мово Мокея? Еретичка!

      – Еретичка, еретичка! – гавкнули апостолы, кроме Калистрата и Ионы.

      – Дайте воды, батюшка. – И голос Ефимии потух – гортань пересохла.

      – Нету тут, ведьма, еретика, который дал бы те воды испить. Барин твой, щепотник поганый, шесть днев шлялся без воды по степи, а не сдох.

      У Ефимии екнуло сердце: Лопарева, возлюбленного, пытать будут!

      – Праведник Андрей, растопи печку да накали клюшку.

      Андрей кинулся к печке. Дрова уже наложены в печку, только серянку поднеси и засунь клюшку. Что и сделал праведник. Ефимия тяжко вздохнула – пытать будут. Только бы не кричать, не смочить щек паскудными слезами, а все претерпеть без стона и не порадовать мучителей воплем.

      – Сказывай, еретичка! – рыкнул старец и подстегнул своих апостолов свирепым взглядом: молчать собрались, что ли?

      Тимофей, Ксенофонт и Андрей накинулись на Ефимию, как голодные псы на теплые кости:

      – Ведьма, ехидна стоглавая, сказывай!..

      – Не зрить неба Юсковым – огнем-пламенем пожгем!

      – Пожгем, пожгем!

      – Совратительница, тварь ползучая, сказывай!

      – Блудница, сиречь ведьма и нечестивка, ехидна и змея стожалая, сказывай! – трясся бесноватый Андрей.

      Святой Филарет узрил промах.

      – Кара нам, кара! – крикнул он. – Как вы, праведники, не узрили убруса на ведьме? Как правоверка стоит, гли-ко! Аль затмение навела на вас?

      Андрей испуганно попятился:

      – Свят, свят! Спаси мя, Владыко Небесный! Свят, свят!

      Ксенофонт сорвал убрус (платок) с Ефимии, кинул