Во всем виновата Смерть. Алексей Рябчиков

а себе вынимает из пакета бутылку молока.

      – Ты опять со своим молоком? – Девушка смотрит на него.

      – Она просто так мне врать не будет.

      – Ты веришь какой-то девке из сна в кинотеатре?

      – Это не какая-то девка из сна. Мне кажется, это мой ангел-типа-хранитель. И не забывай, что только благодаря ей я встретил тебя.

      Машина сворачивает на проселочную дорогу.

      – Как ты можешь верить в такую чушь? – недоумевает она.

      Машина останавливается.

      – Еще посмотрим, что здесь чушь. Увидишь, как меня молоко спасет!

      Парень пьет из бутылки. Потом выходит из машины, осматривается, идет к капоту и сдергивает белый номерной знак, под которым оказывается другой.

      То же самое он проделывает и сзади, потом прячет сдернутые номера под подкладку багажника и возвращается в машину.

      Она опять читает.

      – Ты что, не можешь дома почитать?

      – А щас-то ты куда торопишься? – бурчит девушка.

      – Вообще-то мы типа еще на деле.

      – Может, ты поведешь?

      Он тяжело вздыхает.

      Они меняются местами.

      Синяя хонда разворачивается.

      Глава 2. Молоко

Лето

      Кинотеатр с красными стенами. Она, элегантная рыжеволосая леди с зелеными глазами, сидит в середине первого ряда. На большом экране идет французский фильм «Не стреляйте в пианиста».

      Худой парень лет тридцати, в синих джинсах и черной футболке, медленно заходит в зал, бросает взгляд на красные стены. Да, кажется, он понимает, где находится. Он тут уже был.

      Его глаза останавливаются на леди. Он улыбается и идет к ней, садится в соседнее кресло.

      – Что ты мне в этот раз скажешь? – спрашивает он.

      Ее зеленые глаза пронзают его, а указательный палец становится поперек губ.

      – Молчу, молчу, – кивает он.

      Она снова смотрит на экран.

      Он ерзает на стуле, отчего по пустому залу проносится раздражающий скрип. И чем громче звук, тем сильнее ему хочется изменить позу.

      Она тяжело вздыхает, поднимает правую руку и щелкает большим и указательным пальцами. На большом экране замирает Шарль Азнавур.

      – Никогда нельзя ставить кино на паузу, понимаешь? – В ее взгляде чувствуется ненависть.

      – А если приспичит? – спрашивает он.

      – Приспичит – в смысле, в туалет?

      – Ну да, не угадаешь ведь когда. Иногда ничего, а иногда ни фига – как прижмет.

      – Забыла, что у вас такое есть, – улыбается она.

      Справа от них открывается дверь в зал, и высокий лысый мужчина, одетый в белую рубашку и черные штаны, вкатывает тележку, какой обычно пользовались домработницы, чтобы накормить богатого барина. На тележке – бокал красного вина и граненый стакан молока.

      Колесики тележки останавливаются возле них. Она берет вино.

      – Он не может стоять тут вечно, – бросает она, смотря на парня, застывшего с немой нерешительностью во взгляде.

      – Что это? – спрашивает он.

      – Молоко.

      – Это мне?

      – Да.

      – Но