О дивный новый мир. Остров. Возвращение в дивный новый мир. Олдос Леонард Хаксли

фейерверк.

      Раздатчик вынул горсть коробочек.

      – Ну-ка, – сказал он повелительно, – прошу подходить. По одному, без толкотни.

      По одному и без толкотни близнецы стали подходить. Двое чернявых, рыжая, еще чернявый, за ним три рыжие, за ними…

      Дикарь все глядел. «О дивный мир! О дивный новый мир…» Поющие слова зазвучали уже по-иному. Уже не насмешкой над ним, горюющим и кающимся, не злорадной и наглой издевкой. Не дьявольским смехом, усугубляющим гнусное убожество, тошное уродство кошмара. Теперь они вдруг зазвучали трубным призывом к обновлению, к борьбе. «О дивный новый мир!» Миранда возвещает, что мир красоты возможен, что даже этот кошмар можно преобразить в нечто прекрасное и высокое. «О дивный новый мир!» Это призыв, приказ.

      – Кончайте толкотню! – гаркнул альфовик. Захлопнул крышку ящика. – Я прекращу раздачу, если не восстановится порядок.

      Дельты поворчали, потолкались и успокоились. Угроза подействовала. Остаться без сомы – какой ужас!

      – Вот так-то, – сказал альфовик и опять открыл ящик.

      Линда жила и умерла рабыней; остальные должны жить свободными, мир нужно сделать прекрасным. В этом его долг, его покаяние. И внезапно Дикаря озарило, что именно надо сделать, – точно ставни распахнулись, занавес отдернулся.

      – Следующий, – сказал раздатчик.

      Очередная дельтовичка подошла к столу.

      – Остановитесь! – воскликнул Дикарь громогласно. – Остановитесь!

      Он протиснулся к столу; дельты глядели на него удивленно.

      – Господи Форде! – пробормотал раздатчик. – Это Дикарь. – Раздатчику стало страшновато.

      – Внемлите мне, прошу вас, – произнес горячо Дикарь. – Приклоните слух… – Ему никогда прежде не случалось говорить публично, и очень трудно было с непривычки найти нужные слова. – Не троньте эту мерзость. Это яд, это отрава.

      – Послушайте, мистер Дикарь, – сказал раздатчик, улыбаясь льстиво и успокоительно. – Вы мне позволите…

      – Отрава и для тела, и для души.

      – Да, но позвольте мне, пожалуйста, продолжить мою работу. Будьте умницей. – Осторожным, мягким движением человека, имеющего дело с заведомо злобным зверем, он погладил Дикаря по руке. – Позвольте мне только…

      – Ни за что! – крикнул Дикарь.

      – Но поймите, дружище…

      – Не раздавайте, а выкиньте вон всю эту мерзкую отраву.

      Слова «выкиньте вон» пробили толщу непонимания, дошли до мозга дельт. Толпа сердито загудела.

      – Я пришел дать вам свободу, – воскликнул Дикарь, поворачиваясь опять к дельтам. – Я пришел…

      Дальше раздатчик уже не слушал; выскользнув из вестибюля в боковую комнату, он спешно залистал там телефонную книгу.

      – Итак, дома его нет. И у меня его нет, и у тебя нет, – недоумевал Бернард. – И в «Афродитеуме», и в Центре, и в институте его нет. Куда ж он мог деваться?

      Гельмгольц пожал плечами. Они ожидали, придя с работы, застать