О дивный новый мир. Остров. Возвращение в дивный новый мир. Олдос Леонард Хаксли

Она раздражалась все больше.

      – …как вы мне дороги, Линайна, – выговорил он с мукой в голосе. Волна радости затопила Линайну – волна румянца залила ей щеки.

      – Ты признаешься мне в любви, Джон?

      – Но мне еще не полагалось признаваться, – вскричал Джон, чуть ли не ломая себе руки. – Прежде следовало… Слушайте, Линайна, в Мальпаисе влюбленные вступают в брак.

      – Вот что вступают? – Линайна опять уже начинала сердиться. Что это он мелет?

      – Навсегда. Дают клятву жить вместе навек.

      – Что за бредовая мысль! – Линайна не шутя была шокирована.

      – Пускай увянет внешняя краса, но обновлять в уме любимый облик быстрей, чем он ветшает.

      – Что такое?

      – И Шекспир ведь учит: «Не развяжи девичьего узла до совершения святых обрядов во всей торжественной их полноте…»

      – Ради Форда, Джон, говори по-человечески. Я не понимаю ни слова. Сперва пылесосы, теперь узлы. Ты с ума меня хочешь свести. – Она рывком встала и – словно опасаясь, что и сам Джон ускользнет от нее, как ускользает смысл его слов, – схватила Джона за руку. – Отвечай мне прямо: нравлюсь я тебе или не нравлюсь?

      Пауза; чуть слышно он произнес:

      – Я люблю вас сильней всего на свете.

      – Тогда почему же молчал, не говорил? – воскликнула она, и так выведена была Линайна из себя, что острые ноготки ее вонзились Джону в кожу. – Городишь чепуху об узлах и пылесосах и львах. Лишаешь меня радости все эти недели.

      Она выпустила его руку, отбросила ее сердито от себя.

      – Если бы ты мне так не нравился, – проговорила она, – я бы страшно на тебя разозлилась.

      И вдруг обвила ему шею, прижалась нежными губами к губам. Настолько сладостен, горяч, электризующ был этот поцелуй, что Джону не могли не вспомниться стереоскопически зримые и осязаемые объятия в «Трех неделях на вертоплане». Воркование блондинки и мычание негра. Ужас, мерзость… он попытался высвободиться, но Линайна обняла еще тесней.

      – Почему ты молчал? – прошептала она, откинув голову и взглядывая. В глазах ее был ласковый укор.

      «Ни злобный гений, пламенящий кровь, ни злачный луг, ни темная пещера, – загремел голос поэзии и совести, – ничто не соблазнит меня на блуд и не расплавит моей чести в похоть». «Ни за что, ни за что», – решил Джон мысленно.

      – Глупенький, – шептала Линайна. – Я так тебя хотела. А раз и ты хотел меня, то почему же?..

      – Но, Линайна, – начал он; она тут же разомкнула руки, отшагнула от него, и он подумал на минуту, что Линайна поняла его без слов. Но она расстегнула белый лакированный пояс с кармашками, аккуратно повесила на спинку стула.

      – Линайна, – повторил он, предчувствуя недоброе.

      Она подняла руку к горлу, дернула молнию, распахнув сверху донизу свою белую матроску; тут уж предчувствие сгустилось в непреложность.

      – Линайна, что вы делаете!

      Жжик, жжик! – прозвучало в ответ. Она сбросила брючки клеш и осталась в перламутрово-розовом комби. На груди блестела золотая Т-образная