Во веке веков. Юрий Слащинин

ничего не оставили про запас. Говорил так себе Гаврила Матвеевич, а сам всё тянул шею, заглядывая через камыш, и распрямлялся. И от этой распрямлённости зарождалось предчувствие дерзости, ещё не понимаемой им, но всё явственно рвущейся наружу.

      Из-за камыша, наконец, показалась Ольга Сергеевна. Плюхая по воде ногами так, что за ней не спадал фонтан брызг, она доплыла до середины реки, развернулась на лунной дорожке и поплыла назад уже тихо, без плеска. Скрылась за кустом.

      Костёр зашипел, взметнулся пламенем. Гаврила Матвеевич выхватил из пламени котелок. Бросил в варево лавровых листочков, нарезал лук и тоже свалил в уху. Чай заварил смородинными листьями.

      Быстро проделав всё это, он остался у костра, поджидая Ольгу Сергеевну. Чуткая насторожённость – как бы не упустить удачу – и ликующая уверенность, что своего он не упустит, не покидали его. Возвращаясь к её словам, выплеснувшимся с такой обнадёживающей откровенностью, Гаврила Матвеевич мысленно уверял её, что силы в нём ещё не убыло, хоть тайно черпай, хоть по закону – не вычерпаешь. Чего вдовствовать-то с таких лет? Дочка взрослеет – у неё своя жизнь. Боже, помоги!.. И ничего-то мне больше не надо на этом свете.

      Ольга Сергеевна выходила из темноты на свет костра в белом… Взбодрённая купанием, слегка озябшая, она встала близко к огню и, глянув на Гаврилу Матвеевича широко открытыми доверчивыми глазами, сказала с лёгким смущением:

      – Я постирала… Высохнет к утру?

      Только сейчас Гаврила Матвеевич увидел в руках Ольги Сергеевны постиранный шерстяной костюм, и что стоит она перед ним в нижней рубашке, как внучка его Василиса, не смущавшаяся в присутствии деда мыть избу в таком виде.

      – На липку повесь, – показал он сук ближней липы, стоящей возле шалаша, и панически подумал, что она его не стесняется, за мужика не принимает.

      Да нет, нет же, протестовало в нём всё против этой отрезвляющей догадки. Он стал следить за ней – может, хихикнет игриво или подаст другой знак вековечной игры мужчин и женщин. Но с прежней доверчивостью она подошла к дереву и, приподнявшись на цыпочки, вытянувшись и нисколько не стыдясь того, что поднялась её рубашонка, приладила на ветвях мокрые юбку с жакетом, исподнее и вернулась к костру, зябко прижимая к груди руки.

      – В шубёнку лезь, – распахнул Гаврила Матвеевич приготовленный полушубок, служивший ему на рыбалке одеялом.

      – Ой, как тепло… Хорошо как! – восхитилась Ольга Сергеевна, кутаясь в полушубок и млея от разливающегося по телу тепла нагретой возле костра овчины.

      Большие глаза её с благодарностью и неустанным интересом следили за Гаврилой Матвеевичем, словно был он сказочный волшебник и преподносил ей с каждым жестом новые чудеса. Посадил на кучу хвороста, оказавшуюся удобной для сидения. На колени, запахнутые полами шубейки, положил кусок коры и на кору поставил котелок с ухой, аппетитно пахнувшей в лицо ароматами лаврушки и дымка. И всё это творя, приправлял