Мир Гаора. 5 книга. Ургайя. Татьяна Николаевна Зубачева

и поддержала затылок, помогая напиться. Он выпил густую тёплую жидкость и обессиленно откинулся на подушку, облизнул губы, соображая.

      – Мёд?

      – Он самый. В нём сила земная и солнечная.

      – Раньше… другое было? – решил он уточнить.

      Лицо Старшей Матери стало лукавым.

      – Ну, другое, – чуть насмешливо ответила она.

      – Дай… того.

      К его удивлению, она засмеялась.

      – Ишь ты, распробовал. Ну, значит, на поправку пошёл. А ещё чего спросишь?

      Силы были на исходе, и он сразу спросил о главном.

      – Меня… в аренду… на сколько?

      – Откупили тебя, – серьёзно, даже строго ответила она. – Тридцать две тысячи отдали.

      – Столько я не стою, – убеждённо ответил он, закрывая глаза.

      – Много ты о себе понимаешь, – фыркнула Нянька, вставая и поправляя ему одеяло. – Всё, вернулся и спи теперь. Проснёшься когда, поешь.

      Вернулся… да, он вернулся, он… он дома… избушка в лесу… мамин голос… Горка, Горушка… Горыня… Похоже на Гаор, но… он дома, среди своих, в безопасности… с этим он и заснул окончательно.

      И проснулся Гаор, ещё ощущая, чувствуя слабость, но сразу всё вспомнив и угадав по доносившемуся шуму, что у остальных… он с трудом повернул голову и увидел то, о чём безнадёжно мечтал в «Орлином Гнезде» – окно, маленькое, ничем не закрытое окно. За окном было совсем темно, значит, у остальных ужин. Он помнит, ужинают рано, и побудка ранняя. Он осторожно попытался выпутать руки, сразу открылась дверь, и заглянула женщина, тоже… знакомая, Басёна, да, она.

      – Проснулся? – улыбнулась она. – Сейчас поесть тебе принесу.

      Странно, но ему есть даже не хотелось. И пить. И двигаться. Лежать бы так и лежать, ни о чём не думая… Но за дверью уже шаги и голоса, распахивается дверь и повалуша заполняется множеством людей. И он, вглядывается в незнакомые, нет, забытые лица, и узнаёт их, вспоминает имена. А они радостно шумят, о чём-то спрашивают, помогают откинуть одеяло и сесть, суют в руки миску с чем-то белым и ложку, говорят и смеются, поздравляют его с возвращением, рассказывают ему, как он лежал труп трупом, а он бездумно ест, не ощущая вкуса и не понимая их вопросов, с трудом удерживая подступающие к глазам слёзы.

      – А ну кыш отседова, – властно погнала всех Нянька. – Совсем мужика затеребили, потом расспросите, – и уже ему. – Ну, всех признал? Не путаешь больше?

      Гаор покосился на стоящую в дверях с опустевшей мисочкой в руках беловолосую девочку и покачал головой.

      – Это… Малуша? – вспомнил он её имя.

      – Ну да, – довольно кивнула Нянька. – Чего сразу-то не признал?

      – Выросла, – не сразу нашёл он подходящее объяснение.

      Малуша радостно улыбнулась ему.

      – А это я тебе сготовила. Гоголь-моголь называется. Вкусно?

      – Да, – кивнул он. – Спасибо.

      И, довольная его похвалой, Малуша уже повернулась уходить, но вдруг спросила:

      – Рыжий, а ты меня Снежкой называл. Снежка – это кто?

      Гаор вздрогнул, как от внезапного удара, и замер.

      – Пошла,