Мир Гаора. 5 книга. Ургайя. Татьяна Николаевна Зубачева

передохнуть: сразу сносило назад. И он упрямо, то и дело окуная лицо в густую горячую жидкость, потому что Огненная черта уже была совсем близко, плыл вперёд. И даже не увидев, почувствовав, что вот он – заветный рубеж, набрал полную грудь горячего дымного воздуха, нырнул и, как когда-то на Валсе под горящей нефтью, поплыл в глубине Стиркса, упрямо пробиваясь против течения и стараясь не думать о том, что русло может оказаться слишком узким для него.

      Трещал и метался в плошке огонёк, дёргались на стенах чёрные причудливо изломанные тени трёх сцепившихся в схватке тел. Судороги, выгибавшие, сотрясавшие его тело, были настолько сильны, что Нянька с Мокошихой вдвоём еле удерживали, не давая упасть или разбиться о стену. Его лицо налилось кровью, стало багровым, вздёрнулась, собралась к носу верхняя губа, обнажив белые острые зубы, дыхание стало громким и хриплым, стон прорывался воем…

      … нет, он не сдастся, нет, он выдержит, надо выдержать, кровь горячая, как кипяток, значит, он как раз под Огнём, нет, ну же, давай, слабак, мозгляк, сумел вляпаться, сумей и выбраться, ну же, не сдавайся, нет, нет, не-ет…

      – Ну, давай, парень, – еле слышно приговаривала Мокошиха. – Держись, держи человека в себе.

      – Ещё и это, – вздохнула Нянька.

      – Раньше… бывало… с ним?

      Мокошиха говорила медленно, разделяя слова, потому что все силы уходили сейчас на то, чтобы удержать его.

      – Чтоб… перекидывался… не… видела, – так же раздельно ответила Нянька.

      – Эк в нём злая кровь бушует, – Мокошиха ловко перехватила его запястья, сжала их, прижимая к дрожащей частым дыханием груди. – Да ещё в крови плывёт.

      – Лишь бы выплыл, а порчу снимем.

      – Наведённое снимем, а это родовое, видать.

      – Ну, так силу дадим, чтоб владел, да по пустякам не выпускал.

      – Это потом. Сейчас пускай, она силу ему даёт, пускай.

      …Грудь сдавливает, нечем дышать, глаза щиплет солёным, он зажмурился и плывёт, плывёт, бросая тело вперёд и с ужасом, нет, со злостью ощущая, как между бросками его стаскивает назад. Нет, он не сдастся, нет…

      Когда, в какой момент, как ощутил, что черта позади и можно всплыть? Или просто уже не хватало дыхания, но он всплыл, высунул голову, жадно глотнул горячий, но уже… да, другой воздух, открыл глаза.

      Стиркс стал шире, течение медленнее, и впереди… то ли островок, то ли топляк. И он поплыл уже поверху не к берегу – до него далеко, а силы на исходе, надо передохнуть – а к этому островку. Доплыл, цепляясь за обломки, осколки, обугленные брёвна, выполз, вытащил себя из кровавого потока и замер не в силах шевелиться, уткнувшись лицом в липкую чёрную грязь.

      Он так внезапно обмяк тряпочной куклой, что Нянька и Мокошиха чуть не столкнулись головами.

      – Прошёл? – удивлённо спросила Нянька, выпрямляясь.

      – Первую дверь только, – кивнула Мокошиха. – Ещё две надо. Пусть отдохнёт.

      – Глотнёшь? – предложила Нянька, заправляя под головной платок выбившиеся