Рваный камень. Виктор Бычков

себе, воет, рвётся с цепи.

      Мать выбежала во двор, понять ничего не может, но заволновалась чего-то.

      Тут и Сорока прилетела, и ну стрекотать, ну метаться над головами родителей!

      Булька сорвалась-таки с цепи! Тут же бросилась со двора к реке. Сорока то пыталась лететь за Булькой, то вновь возвращалась во двор, и стрекотала, стрекотала над головами родителей, металась, почти касаясь крыльями их.

      – Сашка?! Отец, что-то с Сашкой стряслось?! – мать, как была простоволосой, кинулась вслед за собакой.

      За ней и отец поспешал к реке. По дороге к ним примкнули ещё люди.

      А Марта, тем временем, всё гребла и гребла к берегу. Но течение сильное, быстрое, уносило её всё дальше и дальше. Однако она не сдавалась, всё гребла и гребла. И сил оставалось всё меньше и меньше. Уже однажды комолую накрыла волна, и её голова полностью ушла под воду. Но она всё же смогла вытянуть шею, вдохнуть в себя такого живительного, такого спасительного воздуха. И не переставала грести.

      Усилия коровы не пропали даром. Вот её ноги коснулись дна. Сначала топкого, но с каждым гребком дно становилось всё твёрже и твёрже. А вот и берег!

      Обессиленная, Марта упала. Лежала какое-то время, отдыхала.

      Рядом неподвижно лежал Сашка.

      Дул Сиверок. Уже морозило к вечеру. Одёжка на Нежданке бралась ледяной коркой.

      Отдышавшись, Марта прижалась боком к мальчонке, согревая. Потом повернула голову, принялась лизать лицо его шершавым языком.

      Когда прибежали люди, корова так и не встала, продолжая согревать и облизывать бесчувственное тело Нежданки.

      Отец подхватил на руки сына, положил животом на колено.

      У Сашки вода ртом пошла, он задышал.

      Кудахтала курица, бранилась старуха

      Рассказ

      Во дворе, опершись на батожок, стоит старуха. Вокруг неё у ног снуют, копошатся куры. В тени старой липы, что в дальнем углу двора, в корыте плескаются гуси, утки, кричат. Их гогот и кряканье заглушает стрекот сороки, которая примостилась на нижней ветке дерева.

      – Гляди мне, бестолковая, – угрожающе машет палкой в стороны птицы бабушка. – Позаришься на курёнка, так получишь от меня, халда деревенская. Всё болтать, болтать горазда, лишь бы пользы не приносить. Воровка! Лучше бы жуков с картошки уничтожала, и то был бы толк с тебя. А то уж не знаешь, куда от них деваться. Замордовала прямо, нечисть заморская. Висят гроздьями, что ягода. И всё жрут и жрут ботву, прорва ненасытная. Тьфу, чисто наказание на головы православных.

      Словно вняв требованиям старухи, сорока снялась с ветки, перелетела в сад, уселась на яблоню, застрекотала там.

      – Во-о-от, оно и лучше. Может, уподобит, и жуков жрать станешь, а то всё нос воротишь от этой живности, – довольная, старуха поднимает голову, смотрит на солнце, щурится.

      – Обед скоро.

      С гнезда слетает курица, начинает кудахтать. Ей вторит петух.

      – Ты-то, ты-то чего раскудахтался? – глядя на петуха, говорит старуха. Сморщенное