Марьянина топь. Инна Истра

Что ты делаешь? – крикнул Василь.

      Он подумал, что девочку укусила пчела или змея и страшно испугался.

      – Воду! Лей ей на руку воду!

      Кричала Марьяна, но голос принадлежал Анне. Василь остолбенел.

      – Не стой! – снова завопила Марьяна. – Лей воду! Тонкой струей! Скорее!

      Василь схватил ведро и начал лить воду на левую ручонку девочки. Марьяна упала на колени, подняла голову вверх и, закрыв глаза, забормотала голосом умершей матери:

      – На море на окияне на острове Буяне есть бел-горюч камень Алатырь, никем не ведомый, под тем камнем сокрыта сила могуча и нет ей конца…

      Василя трясло, как в лихорадке, он с трудом удерживал ведро. Голос Анны продолжал произносить слова древнего заговора.

      – А бежала бы ты, черная немочь, в свою мать таратарары, во тьму кромешную, не ворочаючись. А замыкаю я свое слово от черной немочи. Мои словеса велики, мой заговор крепок.

      Марьяна умолкла и упала без чувств. Василь отбросил в сторону пустое ведро, схватил девочку на руки и побежал к Тимофею. Он с безумным видом ворвался в хату Зубцовых и, задыхаясь, крикнул:

      – Марьяна! Умирает!

      Манька всполошилась, схватила девочку, прислушалась к дыханию ребенка. Девочка дышала чуть слышно, но ровно, словно спящая.

      – Не голоси, жива она, – попыталась успокоить она Василя. – Что стряслось-то?

      Василь не мог рассказать толком, что произошло. Послушав его бессвязные выкрики, Манька скомандовала мужу:

      – Запрягай лошадь, поедете к Кузьминичне.

      Пока Тимофей возился с телегой, она сняла с девочки мокрую одежду, одела в старую рубашку своей младшей, завернула бедолагу в сухое одеяло. Василь взял дочку на руки, вышел во двор.

      – Вы вдвоем езжайте, – сказала Манька, – а я на двор к тебе зайду, гляну что там.

      Василь молча кивнул. Ему было все равно, он был разбит, растерян, испуган. Только по дороге в Борки он начал приходить в себя. Марьяна тихо лежала у него на руках, ровно дышала, будто спала крепким сном. Василь не стал рассказывать Тимофею всю правду, умолчал о голосе Анны и заговоре. По его словам, выходило, что девочка внезапно с криком выбежала из-за дома, стала просить лить ей воду на руку, а потом упала без чувств. Тимофей догадался, что Василь недоговаривает, но с расспросами не полез.

      – Ведьмино семя, – думал он про себя. – Предупреждал я ведь Василя, что нельзя на ведьме жениться, не послушал. И вот что теперича выходит…

      Кузьминична выслушала Василя, посмотрела на спящую Марьяну и сказала, что ничего страшного нет.

      – Это укусил ее кто-то, там вон даже следы остались, – с видом знатока сказала она, показав царапины на руке девочки. – Но это не гадюка, Василь, не бойся. Перепужалась девочка, да со страху и обмерла. Бывает. Я с нее завтра испуг отолью, а сейчас пусть поспит. Ты, Тимофей, домой возвращайся, а ты, Василь, останься. Переночуешь у меня, а утро вечера мудренее.

      Как только Зубцов уехал восвояси, Кузьминична повернулась к Василю и сурово сказала:

      – А теперь рассказывай,